Надо стоять выше предрассудков
Талапты. Мы с народным писателем Казахстана, лауреатом Государственной премии, видным общественным деятелем Шерханом Муртазой расположились под яблоней в саду его младшего брата Батырхана. Вечереет. Доносятся громкие голоса жителей аула и мычание коров, возвращающихся с пастбища. Шерага молчит, предоставив мне право начать разговор.
— Вы в полной мере вкусили интернатской жизни. Что по истечении стольких лет думает писатель о перенесенных трудностях и испытаниях?
— Пусть ни один ребенок не ощутит тяжести тех дней, которые легли на наши плечи. В то время Талапты располагался вдоль глубокого лога, размытого быстрыми горными ручьями. Там была семилетняя школа. Именно в ней я и учился. Учился, возможно, громко сказано, поскольку я не помню ничего содержательного из того периода. В моем сознании остались лишь воспоминания о прополке пшеницы, на которую нас часто водили. Кроме прополки нас посылали и на другие работы. Затем я попал в село Молотов и одноименную школу, что рядом с аулом Аса. Седьмой класс окончил там. Мой зять Мырзагелды Калибеков был заведующим тамошним интернатом, куда меня и устроил. Я должен был пойти в шестой класс, но меня определили в седьмой. Кое-как окончив седьмой класс, в 1947 году я приехал в Аулие-Ату, где был принят в интернат-пансионат. Только здесь я начал понимать, что такое школа, уроки, учеба. До этого не знал ни слова на русском языке.
— Вероятно, у Вас остались какие-либо воспоминания об отце.
— Его забрали в 37-м году. Зимой. Мне было всего пять лет. Воспоминания туманны. Знаю только, что он был простым человеком.
— И фотографии нет?
— Нет. Ничего нет. Конечно, я пытался найти хоть какую-то информацию. Из Орак-Балги, аула Бауыржана Момышулы, и нашего села забрали около пятидесяти человек. Всех поместили в маленькой тюрьме в Бурном. Суда не было. По решению «тройки» заключенных отправили в ссылку на десять лет. Оттуда отец не вернулся. Это все, что мне известно.
— Что послужило поводом для написания книги о Тураре Рыскулове?
— В детстве от взрослых мы частенько слышали, что, мол, был такой незаурядный человек. Позднее, когда я стал литературным сотрудником в «Социалистік Қазақстан», была опубликована статья Рахмалы Байжасарова «Турар Рыскулов». Прочел. В связи с 40-летием Казахстана публиковались статьи о деятелях Советской власти. Через неделю в газетах «Социалистік Қазақстан» и «Казахстанская правда» вышла статья «Тарихи шындықты бұрмаламайық» («Не будем фальсифицировать историческую правду»). Турар Рыскулов снова был представлен в качестве врага народа: «Он — националист, пантюркист». И народ вновь стал бояться его имени. Был такой секретарь Нурымбек Жандильдин. А Имашев был тогда директором партийного института. Статью подготовили эти двое. Главного редактора Касыма Шарипова и его заместителя Алима Туякбаева за публикацию статьи Байжасарова освободили от занимаемых должностей. А самого автора объявили врагом народа и посадили на 18 лет. Он был задержан, когда работал первым секретарем Карагандинского городского партийного комитета. По окончании срока наказания этот храбрый человек направился прямиком к Жандильдину, и между ними чуть было не завязалась драка. Не остановившись на этом, он написал заявление в ЦК КПСС с просьбой создать комиссию. Комиссия в течение полугода рассматривала дело, затем опубликовала результаты в журнале «Вопросы истории Коммунистической партии». Байжасаров, переведя статью на казахский язык, принес ее в «Лениншіл жас». Тогда я был редактором этой газеты. «Рыскулов — твой земляк. Ты его не знаешь», — так начал разговор Байжасаров, а затем рассказал мне об этой выдающейся личности. Я решил опубликовать данный материал. На следующий день Жандильдин вызвал меня к себе: «Ты что, не знаешь, чем должна заниматься твоя газета? Какое тебе дело до истории партии и ее деятелей?» Отчитал, но наказывать не стал. После всех этих событий я решил собрать сведения о Тураре. Побывал в Мерке, в Кыргызстане, где он учился, в Узбекистане, где он работал, посидел в архивах. Начал с родного Тараза. Заглянул в архивы Москвы и Оренбурга. После того как собрал достаточно материала, взялся за книгу. Первую книгу назвал «Қызыл жебе», то есть «Красная стрела». В целом было написано пять книг.
— Сколько времени Вы писали?
— Достаточно долго. Но после выхода книги в свет не последовало критики, не было серьезного анализа.
— Первые Ваши книги о Тураре вышли в советский период. В сочинении присутствуют мысли, направленные против политики тех лет.
— К чему скрывать — были такие. В памяти времена, когда мы считали Ленина своим пророком. Но Турар часто конфликтовал со Сталиным. Сталин был председателем Наркомнаца. Татарин Султангалиев и Рыскулов были его заместителями. В книге нашли отражение все распри и тяжбы, борьба по национальным вопросам. На первых порах Советской власти Рыскулов работал комиссаром, а затем стал председателем ТуркЦИКа, аналога нашего парламента. Он боролся с такими шовинистами, как Тоболин, который в период, когда казахский народ переживал жесточайший голод, заявил: «Мы должны использовать денежные средства на содержание армии». На что Рыскулов, возглавлявший тогда «помгол» — комиссию по борьбе с голодом, ответил: «Кому нужна Советская власть, построенная на костях народа?» Естественно, цензура сильно придиралась к этой части.
— Вы отказывались ее изменить?
— Если отказаться, книгу просто не опубликуют. В то время редактором был Есет Аукебаев. Он оказывал наибольшее сопротивление изданию книги. Произведение долго обсуждалось в партийных органах. Собирали рецензии, отзывы. Кто-то поддерживал, кто-то выступал против, однако книга все-таки вышла в свет. Журнал «Жұлдыз» планировал публиковать книгу «Қыл көпір» («Узкий мост»), но в последний момент пришел запрет. Редактором был ныне покойный Бекежан Тлегенов. Впоследствии книга все же была издана. Но только после того, как было направлено заявление на имя Динмухамеда Конаева. А Куаныш Султанов, работавший в то время заведующим отделом ЦК, написал рецензию. Судьба этой книги была такой же сложной, как и доля ее главного героя.
— Если честно, мне очень нравятся Ваши произведения. Они притягивают как магнит. К примеру, в рассказе «Сүдігерде изен ызыңдайды» («В зяби жужжит изень»). Вы сравниваете строй джигитов, отправляющихся на фронт, с косяком журавлей, парящих в небе. В первую очередь запоминается имя Орхана.
— Мне и самому нравятся мои рассказы.
— Те, кто в свое время боялся показываться Вам на глаза, сегодня угодничают, часто пишут о Вас. И Вы как-будто не против…
— Что же, я должен запретить им писать? Или сказать «ты не осилишь», «ты плохой писатель»? Они тоже люди. Другое дело, если обо мне пишут с преувеличением, либо бранят и проклинают. Издательству решать, печатать или отвергнуть. Зачем мне вмешиваться в это? Я никогда никому не указывал, что и как писать.
— Выдающийся Габен со свойственной казахам добротой многим написал рецензии и предисловия, за что был раскритикован на съезде Союза писателей. Сейчас мы частенько видим Ваше имя в конце рецензий, предисловий и торжественных статей.
— Это правда. Наверное, это проявление человеческой слабости. Но я не рецензирую любое сочинение. А раскритиковал Габена я. И теперь та же участь постигла и меня.
— Вы почитали Бауыржана Момышулы с самой первой встречи. Некоторым нравился особый характер героя, некоторым он приходился не по душе. Что Вы думаете об этом?
— Многие интересуются, почему я не пишу о Бауыржане. В свое время я написал очерк. Есть пьеса «Ноқтаға басы сыймаған» («Не покорившийся узде»). В этих трудах я пытался затронуть некоторые проблемы. Всем известно, что Бауыржан Момышулы при жизни так и не получил звание Героя Советского Союза, хотя во время войны проявил исключительную храбрость и полководческую дальновидность. Ему даже дома не дали. Он хотел приехать в аул и жить на родине своих предков. Все, начиная с первого секретаря обкома, только давали обещания, но никто слова не сдержал. Наверное, из-за своего прямого характера он нередко подвергался гонениям. Например, после выхода в запас его можно же было назначить руководить республиканским военным комиссариатом. Он никогда ни у кого не просил должностей. Затем его преследовали за то, что он якобы увел у кого-то жену. Его не собирались судить, но старались обойти вниманием. Сейчас о нашем герое пишут все кому не лень. Но кроме Азильхана Нуршайыкова, никто не углублялся дальше его «айда, пошел!» и «молчать!». Никто не старался или не сумел заглянуть в его внутренний мир, который был полон великих мыслей. Особенно о судьбе нации.
— Книгу «Моя семья» перевел с русского языка покойный Туткабай Иманбеков. Если не ошибаюсь, в воспоминаниях Бауыржана Момышулы я прочел, что «Туткабая привел Шерхан Муртаза».
— Бауыржан-ага хотел, чтобы я перевел его произведение. Однако я не решился взяться за его труд, считал, что не осилю его. И привел Туткабая.
Вообще я считаю, что человек в творчестве должен уметь соизмерять свои желания со своими возможностями, талантом.
— Кто Ваш кумир в совеременной казахской литературе?
— Не хочу задеть чувства других, но сегодня самая большая личность в литературе — Абиш Кекильбаев. «Возвышайся так высоко, насколько позволит тебе твое перо. На высоте мест много», — сказал Габит Мусрепов. На самой высоте стоит Абиш Кекильбаев.
Косемали САТТИБАЕВ,
писатель