Столько счастья, сколько зёрнышек в миске
Советская власть запретила встречать Наурыз, посчитав его религиозным праздником, и прервалась нить, связывающая прошлое с настоящим и будущим. Так были утеряны некоторые особенности праздника. Поэтому редакция посчитала нужным обратиться к истории. В частности, к автобиографической повести легендарного Бауыржана Момышулы «Наша семья», в которой он красочно описал, как отмечали приход Наурыза в его родном ауле.
Кончились зимние вечера… Пришла весна. Стояли мягкие, ясные, весенние дни… Зелень иглами пробивалась сквозь толстый покров земли. На ветвях деревьев, посаженных дедом, набухали почки. Ледяные вершины Ала-Тау ослепительно сверкали, отражая лучи солнца. Земля отдавала легким паром, от скотных дворов доносился прелый запах свежего навоза. Уже появились и птички-певуньи и на все лады зачирикали и защебетали. Высоко в небе пролетали стаи журавлей.
Коровы телились, овцы ягнились… Все радовались, суетились, как в родильном доме. Повсюду принимали новорожденных.
…Дядя Момынкул принимал рыже-красного теленка и тут же, подув ему в лоснящиеся ноздри, осторожно клал его на солому.
Корова, мыча и угрожая нам рогами, подходила к «младенцу» и шершавым языком лизала его мокрую короткую шерсть. Теленок пытался встать на свои длинные кривые ножки со свежими, прозрачными хрящиками копытец и… падал, делал еще попытку и снова падал, всё дальше уползая от соломенной подстилки. Мать оберегала его и не подпускала нас к нему. Но вот наконец теленок, шатаясь на тонких, как прутики, ножках, делал свои первые два шага и, тыча мордочкой в брюхо матери, искал сосок вымени, но, не находя его, снова падал… Тогда дядя подходил к корове, строгим окриком прекращая ее ревнивый протест, пальцем оттягивал соски, чтобы прочистить их, и подносил теленка к вымени.
Ощутив, что теленок сосет, мать успокаивалась и отдавалась блаженству первого кормления своего детеныша.
Все эти сценки вызывали всеобщее умиление и восторг домочадцев.
Но вот стремглав несется к нам с криком радости сестра Алиманна. Шлепая босыми ножками, она несет новорожденного черного кудрявого ягненка… Не отставая от неё, бежит жалобно блеющая овца.
Исхудавшие за зиму, еще не перелинявшие жеребята паслись, пощипывая зеленую траву. Они резвились так забавно в своих, казалось, навыворот одетых рваных шубенках.
Тяжелые воспоминания о зиме были сняты общей радостью зелени, животных и людей, которую принесла нам весна.
Дядя стучал топором, приводя в порядок наш сельхозинвентарь, готовясь к севу.
Женщины парили зерно пшеницы и колотили его в ступе, чтобы очистить от кожуры, ставили большие казаны и варили новогодний перловый суп, заправляя его молоком.
Начиналась встреча нового года — весны.
Из аула в аул шли люди поздравить с весной соседей и откушать наурыз коже. Каждый мог зайти в дом, поздравить с Наурызом и получить от хозяйки миску супа.
Гость садился и, приступая к еде, приговаривал:
— Благодарим судьбу за то, что встречаем в своей жизни еще один новый год.
Суп полагалось хвалить и съедать весь.
Попадались женщины, которые, отличаясь коварством и любовью к злым шуткам, специально сохраняли большую деревянную миску и, когда входил тот, на кого они имели зуб, до отказа наполняли ее супом и преподносили своей жертве. Тот суеверно, не смея отказаться, садился в угол и, не справляясь с такой солидной порцией «божьего пайка» на весь предстоящий год, ел его целый день до позднего вечера.
Когда же он, обессиленный, останавливался, чтобы передох-нуть, его торопила хозяйка:
— Ешь, ешь, мой мужественный герой, я желаю тебе в этом году столько счастья, сколько зернышек в твоей миске.
— Спасибо, дорогая, я же ем, — в ответ бурчал гость.
— Ешь, ешь, незабвенный, ешь, пока горячо, не давай своему счастью остыть.
— Ешь, дорогой, пусть вся чаша твоих желаний будет такой же полной, — ехидно поддакивал хозяйке другой гость.
И пока первый мучился перед огромной миской, остальные рассказывали анекдоты, острили, шутили, пели и читали стихи в честь весны. Это были своеобразные торжественные тосты…
Как весенней порою шумят тополя!
Ходит ветер, цветочною пылью пыля,
Все живое обласкано солнцем степным,
Пестроцветным ковром зацветает земля.
Верблюжонка верблюдица громко зовет,
Блеют овцы, в кустах птичий гомон встает,
Мотыльки — над травой и в ветвях тополей,
Заглядевшихся в светлое зеркало вод.
Сколько птицы! В любом приозерном пруду
Тронь осоку — и лебедь пойдет в высоту.
Скачешь — смотришь, как спущенный сокол ручной
Из-под облака лебедя бьет на лету…
Кто лучше тебя, Абай, сказал о нашей казахской весне?! Я впервые той весной услыхал твое имя.
Отец за обедом рассказал, что далеко, за семью реками, живет Абай из рода Тобыкты, что он болыс — волостной управитель, что он самый умный из рода Тобыкты, и что он не только болыс, но и сочиняет хорошие стихи, что он большой акын, и песни его поет вся степь.
Так казахи южного края все считали тебя живым, живущим среди них, Абай.
Когда весеннее солнце пряталось за край земли, мигая косыми лучами, люди расходились, желая друг другу полного счастья в новом году…
Комментарии закрыты.