Одно совершенство мира…

Эссе

Зима. Неожиданно в офис вошел Шерага.

— Оу, старший брат, величавый, как Карахан! — воскликнул я радостно. — Откуда?

— Вначале поинтересуйся, как дела, — по привычке он поставил на пол толстый черный портфель. — Вот приехал наперекор бурану, ты прежде видел такую зиму?

— Я вырос на Кордайском перевале, Шерага!

— Так и у нас есть Куюк! Но я не думаю, что ты все время находился на вершине перевала. Вчера прилетел на самолете и поехал в аул (про Жуалы говорит), а там такая вьюга, ни зги не видно. Природа порой насылает такие испытания. Кошмар, что делается!.. Природа… Не думает, что бедные люди могут померзнуть.

— Нынче будто в Сибирь превратилась наша земля.

— Сибирь… Какая Сибирь… Сибирь где, а мы где. Боже упаси от сибирской зимы. Вообще-то зимы в России известны небывалыми холодами, — сказал Шерага, упершись обеими руками о стол и передернув плечами, будто птица, изготовившаяся взлететь. — Заставившие Бонапарта съежиться, немцев — дрожать… Если хочешь представить ужасную русскую зиму, расскажу тебе вот что. Ты же знаешь Антона Павловича, Чехова?..

— Кое-что читал.

— Что, например?

— Трудно сразу вспомнить.

— У него есть самый короткий рассказ про зиму. Это было время расцвета русской литературы. Лев Толстой, Федор Достоевский, Иван Тургенев… Много писателей, много. Все гиганты. В литературе происходило множество различных процессов. Однажды объявили конкурс на самый короткий рассказ. О суровой зиме. И понеслось! В ту зиму, начинали авторы, и чего только не написали, Боже! Снега выпало не то что в рост человека, в рост деревьев, деревни оказались под снегом, путники заблудились, обморозились… Словом, из-под пера участников конкурса вышли такие детали о кошмарах зимы, что у читателей от страха могло сердце остановиться. И что в итоге? — Шерага развел руками. — За такую писанину им никто не дал премию. Конкурс выиграл Чехов. Его рассказ состоял из одного предложения примерно такого содержания: «В эту зиму серая ворона замерзла и превратилась в кусок серого льда». Оказывается, только серая ворона может выжить в самую лютую зиму, когда все живое замерзает. Теперь ты скажи мне, кто сможет лучше Чехова передать зиму? Вот сметливость, вот что значит знания, мастерство! А мы тут мучаемся, не находя сравнения для какого-либо явления. Так ведь?

— Слов нет.

— Описать зиму в Жуалах тоже трудно. Буран начинается внезапно, ветер, как разъяренный лев, налетает на ничего не подозревающих людей, безжалостно хлещет по лицу колючим снегом. Такая кутерьма вокруг, что остается лишь молиться Создателю с просьбой сохранить жизнь.

— Шерага, говорят, что люди рождаются похожими на родные места.

— Говорят… Что ты хочешь сказать этим?

— Бауыржан-коке, потом Вы сами…

— Меня не приравнивай к батыру. Вот Бауке… Непредсказуемый, как жуалынская погода. Мог внезапно вскипеть, не-
ожиданно взорваться… Как снег на голову — ураган… Как гром среди ясного неба… Сам холодный, глаза, как молния, слова — что огонь, пожар… А мы что… — Шерага передернул плечами. — Итак, все живы-здоровы?

— Живем потихоньку.

— Читал твой журнал. Опубликовал письмо Евнея, адресованное мне. Спасибо.

— Не дадите почитать свое новое произведение «Бір кем дүние» («Один изъян бытия»)?

— Скоро отдельной книгой выйдет. Из министерства приходила Маженова, если память не изменяет, зовут Райхан… Она и сообщила. Принесла твою книгу «Көгілдір көйлекті келіншек» («Женщина в голубом платье»). Давай ее читать! Япыр-ау, и откуда ты все знаешь?!

— Что все?

— Да брось ты! — рассмеялся Шерага. — В этом ты весь.

— Какой есть…

— Есть такая специальность — хирург, — Шерага поднял брови, — делает операции на теле человека. А ты, я вижу, специалист по женской части, понимаешь чувства женщины, когда она получает удовольствие.

— Откуда! — отвечаю.

— Дал там одному почитать «Көгілдір көйлекті келіншек», так он меня замучил своими впечатлениями, говорит, был так возбужден, что пятки горели. При чем тут пятки, не возьму в толк.

— Это что, «Женщина в голубом платье» понравилась или, напротив, не полюбилась?

— Тоже скажешь, — Шерага вновь рассмеялся, — кому не полюбится такая женщина?!

У нас вошло в привычку вот так шутить, подначивать друг друга. Затем остужаем себя. Потому что начинаются серьезные разговоры. По словам Шерага, он из Астаны прилетел два дня назад. Сразу же рванул в Жуалы. Он объяснил причину приезда, не считаясь с вьюгой. В Таразе есть санаторий имени Турара Рыскулова. Сегодня там должно состояться открытие кардиохирургического центра республиканского значения. Для лечения человеческого сердца. В год здесь будут делать до 500 операций на сердце. Оказывается, в настоящее время 56 процентов смертности связано с заболеваниями сердца. Вот почему кардиохирургии в стране стали уделять особое внимание. Сейчас в Казахстане начали работать шесть кардиохирургических центров. Теперь вот очередь дошла и до нашего города.

— Меня пригласили на открытие этого центра, — пояснил Шерага. — Директор — академик. Родился в Байзакском районе Жамбылской области. Учился в Москве. Ученик знаменитого академика Ахубаева. Много лет работал в Кыргызстане. В одно время приехал в Алматы. Но ты же знаешь, как ревностно наши светила относятся к успехам других. Словом, выжили его отсюда. Зато кыргызам повезло на много лет, такой кардиохирург, как говорится, от Бога, у них остался! Теперь вот вновь вернулся на родину, и не с пустыми руками, а открывает специализированный центр. Хочу поддержать его. Вернулся в родной Казахстан, нужно его за это поблагодарить и пожелать успехов, — Шерага снял очки и отложил в сторону. — Вот так. Все, что нужно для людей, имеет важное значение. Наша самая плохая привычка — это постоянное опаздывание. Дело начинаем с опозданием. Человека узнаем с опозданием. Все оставляем на завтра и не замечаем, как проморгали время. Порой даже не понимаем, что время-то ушло. С этим нужно быть осторожным. Я правильно говорю?

— Слов нет.

— Ты наверняка в курсе того, что большое дело на благо людей не сдвинется с места, пока у руля не встанет хороший человек.

— Немного.

— Почему немного? — Шерага поднял голову. — И почему ты на вопросы постоянно отвечаешь односложно?

— Не хочу соревноваться с Вами в ораторстве.

— Правда?

— Шерага, я же раб правды.

— Правда… — Шерага кивнул головой и глубоко вздохнул. — Ее сила…

— Александр Невский говорил…

— Русский?

— Да.

— И что он сказал?

— Сила не в Боге, а в правде.

Шерага резко повернулся.

— И чего ты только не слышал? Но почему он так сказал?

— Бог его создал мужчиной, поэтому он не должен был склонять голову ни перед кем, никого не бояться. Однако, что поделать, был вынужден прийти к грозному потомку Чингисхана вместе с сыном, преклонить колени, признать его превосходство и платить дань. Чистейшая правда.

Несгибаемый Шерага, для которого истина дороже всех богатств земли, сказал:

— Да, правда всегда станет достоянием гласности. Не знаю, как было раньше, но сейчас от этого какой толк? Народу нравится, а чиновники ее на дух не переносят. Иногда хочется промолчать, но внутри все кипит. А кипит и обжигает совесть! Дело в этом. В совести! У нас много таких, которые топчут трибуны, стучат по столу, кричат во всеуслышание «здесь плохо, там нерешенные проблемы, нужно делать так, нужно делать эдак». Показуха. Сегодня казахам нужно начать свою жизнь в первую очередь с совести и правды. Такой должна быть идеология. Но пока такой идеологии нет. Раз нет идеологии, откуда совести взяться? Отсюда все наши беды. И кто от этого страдает? Казахи! Ты знаешь об этом?

Я промолчал. Хотя внутри все кипело. Да, казаха казах обирает… У кого взятку берет казах?.. — У казаха. С кем казах идет на коррупционные преступления? — С казахом. Кто делит казахов на роды и группировки? — Казах. Кто не делает выводов из человеческих слабостей, мелочности, бездумности? — Казах…

Потом не стерпел и все высказал Шерага.

— Так почему вы не пишете об этой кровоточащей стороне правды? Где ваше утверждение, что сила не в Боге, а в правде?

— «Правда всегда почти неправдоподобна…» — сказал незабвенный Достоевский.

— Е, это еще что значит?

— Наверное, он хотел сказать, что ее ложью делают те, у которых не хватает ума, совести, характера признать правду.

— Может быть… Может быть… Почему они так делают? Ведь истина нужна и обществу, и человеку, в конце концов, они сами же ее ищут. Непонятно… — Шерага посмотрел на часы. — Один изъян бытия… Казахи как стали нацией, так все время находятся в поиске правды. Мы тоже искали. Впрочем, человечество в целом, однако тщетно… Но это один изъян бытия… Хотя казахи уже давно признали, что «нет тулпара с неповрежденными копытами, нет сокола с неповрежденными крыльями». Но это же не значит, что тулпар должен прекратить скакать, а сокол летать…

— Не есть ли это совершенство мира, Шерага.

— Совершенство мира, говоришь?..

— Да, совершенство мира. Вы пишете про один изъян бытия. Почему бы не написать про одно совершенство мира…

Шерага задумался, а через время подался вперед.

— Но хватит ли на это сил?.. Ты бы сперва об этом спросил… Бауке-коке, я про Момышулы говорю, любил женщин. Но к старости он по воле судьбы оказался один. Глядя на это, родственники, в основном аксакалы, собрались на совет: как помочь батыру? И пришли к общему мнению: «Оу, братья, разве мы не в силах найти нашему батыру в жены девушку? Чтобы замужем не была?! Где наша братская забота о ближнем? Или мы не в Жуалах родились? Имена Жетписбай, Сексенбай говорят о возможностях казахских старцев. А тут батыр!» И стали искать девушку. Нашли. В соседнем селе. Не беда, что в девках немного засиделась. В остальном все при ней. Убедили девушку и ее родителей, что надо выйти замуж за самого Бауыржана! Послали гонца к батыру с приглашением в аул. Он принял приглашение и приехал. Угощение было на славу: свежее мясо, кумыс, ароматный чай… Настало время сказать батыру о решении аксакалов. Зная взрывной характер Момышулы, никто не решался начать разговор. Бауке заметил, что аксакалы чего-то недоговаривают, и прямо спросил: «Вы что это перешептываетесь? Если есть что сказать, говорите». И тут один из аксаклов набрался смелости и начал говорить: «Бауке, ты батыр, каких поискать. Твое имя известно всему миру. Но вот с женой у тебя беда… Мы переживаем за тебя, печалимся, что ты один… Посоветовавшись, решили найти тебе в жены девушку. И не просто решили, а уже нашли подходящую девушку в соседнем ауле. Она с радостью приняла наше предложение. «Если не за батыра, то за кого мне замуж выходить», — ответила она нам. Вот так…»

Бауке молча обвел глазами сидящих в комнате. «О, братья! Вы так решили! Переживаете за меня. Думаете обо мне. Не посмотрев на то, что я уж старый стал, девушку нашли! Хорошо. Тысячу благодарностей вам. Но вы спросили у него, нужна ему женщина или не нужна?» — взревел Бауке, указательным пальцем ткнув себе в пах.

Я непроизвольно рассмеялся. Шерага тоже прыснул от смеха.

— Как?

— Жестко ответил, — ответил я.

— Ты подумай, разве другие старики сказали бы так? Молодая жена, тем более еще девушка, тут всяк старик загорелся бы желанием. Семьдесят лет. И кто из них подумает, хватит ли сил на молодую женщину.

— Издавна известно, что казахи забывают о возрасте, когда речь заходит о молодухах.

— Значит, так. Но как быть с тем, что время уже ушло, силы иссякли? Ты советуешь написать «Одно совершенство мира». Но хватит ли для этого оставшейся жизни, хватит ли сил? Сперва об этом спросил бы. У писателя творчество зависит от продолжительности жизни, — Шерага слегка вздохнул. — Возьми судьбу Кыз Жибек, в каком возрасте прервали ее полет? Или вон Лермонтов прожил всего двадцать семь лет! А у нас сейчас шестидесятилетние, даже семидесятилетние становятся либо мечтают стать членами Союза писателей. А где они были до сих пор? Неужели в одночасье стали писателями или поэтами? Невероятные вещи происходят. Издают книги, уговаривая кого только можно. Надоедая акимам: напечатай за счет бюджетных средств, просят они. Как поступить акимам? Вон, борода до пупа, в одно время был на руководящих должностях, грудь в медалях. Ты же директор областного филиала Союза писателей, власть в этих вопросах советуется с тобой?

— Присылают рукописи. Им нужна моя подпись — годится книга к изданию или не годится.

— И в какой части больше ставишь подпись — годится или не годится?

— В литературе не имеет значения возраст автора, важно, что и как написал он.

— Значит, так заговорил.

— Так ведь я из рода Каскарау!

— Каскарау… Слушай, ты знаешь, почему твоего предка так звали? Это имя проистекает из слова Каскыр-ау (в вольном переводе означает — он же волк). Он не ведал страха, вступал в схватку с любым, кто смел ступить на землю его народа. И потомки пошли в него своей смелостью и отвагой, умением убеждать людей пламенными словами. Отеген батыр, ораторы Кебекбай, Ногайбай, Сарыбас, Кенен вышли из Каскарау. Кто же еще есть?.. В жезказганской стороне у найманов есть один род, называемый Кагаз. По имени единственной младшей сестры Каскарау. Ты знаешь про нее? Ты же писатель. Наверняка собирал материалы про свою родословную.

— Немного.

— Например?

— Не будь сестра Кагаз мудрой, разве найманы назвали бы отдельный род ее именем?

— Ну, это и так ясно.

— У меня есть одна неисполненная мечта… Мой славный предок Каскарау спустя много лет после того, как сестра вышла замуж, поехал навестить ее. Сваты хорошо встретили его, оказали почести. А батыра удивили четыре верблюда: два черных бура (верблюд-производитель) и две инген (двухгорбая верблюдица). Пасутся только рядом с аулом.

Наступило время возвращаться. Прощаясь, сестра обратилась к старшему брату: «Коке, что бы Вы хотели получить в подарок?» Батыр рукоятью плети указал на тех верблюдов: «Вон те четверо приглянулись». «Нет, не могу их отдать Вам, коке, — ответила сестра Кагаз. — Я приехала сюда, чтобы продолжать этот род, сделать так, чтобы он процветал. А те четыре верблюда — богатство семьи, они у нас как покровители всего скота».

Каскарау батыр сильно рассердился. Кто бы мог подумать, что его единственная кровинушка, младшая сестра откажет ему в маленькой просьбе?! Разъяренный, он вскочил на коня. В сердцах вонзил в землю копье. Крикнул своим нукерам и поскакал прочь. Но хозяева есть хозяева. Не могли они отпустить гостя, тем более свата, обиженным. Догнали, остановили. Чуть ли не в ноги ему упали, но вернули обратно в аул. Закололи жеребенка, почести продолжились. В день отъезда гостей в доме собрались уважаемые аксакалы аула. «Дорогая Кагаз, сейчас в моем роду никого не осталось, кто способен держать в руках мое копье, поэтому я его оставляю тебе. Может, в будущем кто-нибудь из твоих потомков передаст его моим потомкам. Это тебе мой наказ. Ты передай этот наказ своим потомкам». С этими словами Каскарау отбыл домой…

— Это легенда или правда? Если правда, то от кого слышал? — заинтересовался Шерага.

— Конец семидесятых годов прошлого века. Однажды нынешний директор издательства «Өнер» Аширбек Копишев спросил меня: «Ты из Каскарау ли?» — «Для чего тебе это нужно?» — «Главный редактор государственного издательства по делам книгопечатания писатель Габиден Кулахметов просил меня познакомить с одним из толковых ребят Каскарау». Познакомились. К сожалению, Габиден уже скончался. Настоящий мужчина, с характером, и писатель талантливый. С почтением относился ко мне, уважая мое старшинство. Вот он и рассказал мне ту историю про Каскарау и Кагаз. Поведал, что копье батыра находится в городском музее в Жезказгане. Он даже обещал вернуть его нам. Мы начали работать над этим, планировали копье поставить в музее Кенена. Однако тут началась перестройка, которая порушила все наши планы.

— Тебя кто-то по рукам ударит, если сейчас вновь возьмешься за это дело?

— Нет, конечно, никто не ударит. Но сейчас даже не знаю, к кому обратиться, у кого получить информацию. Ведь Габидена уже нет…

Шерага промолчал.

— Вообще-то, и вам Каскарау не чужой, — сказал я после небольшой паузы. — Женились на девушке из этого рода. И не на простой девушке, а на младшей дочери последнего сказителя казахской устной литературы Кенена-ата.

— Так-то оно так, — откликнулся Шерага. — Знаешь, почему казахов называют многородовым народом? Дело в том, что девушки объединяли казахов в целостный народ. Вот ты рассказал про сестру Кагаз. А копни глубже, и увидишь, что еще два найманских рода носят имена девушек, которые произошли от нашего общего предка Байдибека. Кызай и Мурын называются эти рода. И в Старшем жузе есть род Ысты, носящий одно из имен еще одной из наших праматерей. Мать аргына Байсеита бия, жившего около двух с половиной веков назад, Кыс-бике, чье имя стало известно в народе, являлась девушкой из Дулата… Если продолжать перечислять, то увидим, что благодаря девушкам казахи всех трех жузов доводятся друг другу нагашы, жиен, боле (двоюродными братьями и сестрами)… Корни одни, стволы одни, ветви одни. И тем более непонятно, когда наружу вырываются трайбалистские настроения, которые разрывают братские отношения между казахами. Казахи впервые в своей истории создали независимое государство. Впервые построили столицу. Впервые утвердили государственную границу. Но почему не думаем о единстве нации?! Когда нас спрашивают «ты из какого жуза?», мы же не отвечаем «перестаньте делиться на жузы, я казах». Не отвечаем. Вместо этого начинаем мямлить «я, это, из того…» — Шерага вновь посмотрел на часы. — Все, время вышло, мне нужно успеть на открытие кардиологического центра. А ты будь на месте, на обратном пути еще загляну. Вечером проводишь в аэропорт.

Погода резко изменилась, и вылет самолета в Астану отложили. Мы спешно поехали на железнодорожный вокзал. Билетов нет.

— Видать, небеса решили, чтобы сегодня мы ночевали вместе, — сказал Шерага.

Зимняя ночь длинная, самое время для задушевных бесед. Когда мы удобно расположились в комнате, Шерага выразил свою обеспокоенность сегодняшним состоянием казахского общества. Прежде оговорился, что нужно благодарить Всевышнего за то, что имеем сейчас. По сравнению с тем, что было десять лет назад, положение намного улучшилось, экономика окрепла. Но беспокоит, что вместе с тем больше стало самодовольства, бахвальства. Что ни день, так какие-то концерты, торжества. Всяких шоу-театров, начиная с «Тамаша», развелось несметное число. Самодеятельность правит балом.

— Шерага, такого понятия, как художественная самодеятельность, кроме как в странах СНГ, нигде в мире больше нет.

— Этого я не знаю.

— Вообще-то самодеятельность у меня ассоциируется с самозванцем. Если ты артист, то будь профессионалом. Выделяемые на развитие этой самодеятельности деньги лучше потратить на поддержку профес-
сионалов. Боюсь, что с таким мировоззрением наша культура останется на уровне провинциальной.

— Для того чтобы избавиться от провинциализма, в духовной сфере должна сформироваться, прежде всего, национальная элитная особенность. А она есть ли у нас? Сильно сомневаюсь. У нас все поют и пляшут, как стрекоза из известной басни Крылова. Посмотри на Европу. Чем они гордятся? В первую очередь какое искусство там почитают? Оперу! Одна постановка — три миллиона долларов! Свободных мест не бывает в зале. А наших казахов бесплатно на оперу не загонишь. Да что там опера, спроси, ходят ли они в драмтеатр?

— Меня это не удивляет, потому что драматургия очень слабая. Она не поспевает за нынешним поколением. Все та же балаганная шумиха, все то же пустословие, претендующее на наставления, актеры бессмысленно болтаются по сцене… Начисто лишенный темперамента, динамики, интеллекта, не отвечающий требованиям времени.

— И почему ты так любишь сгущать краски?

— Меня коробит от нашего провинциального уровня. Погоня за званиями и славой вызывает тошноту. А сколько людей пишут всякую несуразицу, чтобы называться поэтами?! Им дела нет до поэзии. Возьмите прозаиков, которые два слова не могут связать грамотно, не имеют представления о таком понятии, как художественность. Но от них же прохода нет.

— И тем не менее хотим войти в число пятидесяти самых развитых стран, да?! — вскинул голову Шерага. — При этом не можем избавиться от такой заразы, как карьеризм. Мечта — ухватиться за какую-нибудь ступеньку карьерной лестницы. И нет дела до того, хватит ли знаний, способностей, возможностей, человеческих качеств. Какую преграду мы ставим этому явлению? Никакую. От бесхарактерности. «Э, ладно…» — отмахиваемся. Что за беда такая? А ведь нужно же проявить характер, поставить заслон выскочкам, которым не под силу решать серьезные задачи. Я правильно говорю?

— Правильно.

— И почему так не поступаете?

— Шерага, не все же Момышулы, Муртаза!

— Про Бауке ты правильно заметил, но не нужно меня привязывать к нему.

В таких случаях разное вспоминается. В одно время Шерага был председателем телерадиокомитета Казахстана, а затем баллотировался в депутаты Мажилиса Парламента страны. Приехал в избирательный округ, чтобы провести встречи с избирателями. Решил немного отдохнуть в Жуалы. На следующий день была запланирована встреча в соседнем районе. Вдруг в обед домой к Шерага приехал, лукаво улыбаясь, один из бывших сотрудников, который работал под его началом в телерадиокомитете. Оказалось, что и он зарегистрировался кандидатом в депутаты Мажилиса именно по этому округу. «Ага, я пришел просить Вашего разрешения баллотироваться», — сказал он, сделав кроткий вид. «Что ты этим хочешь сказать? Хочешь, чтобы я снял свою кандидатуру?» — сердито ответил Шерага.

На следующий день началась встреча с избирателями. Аким района на глазах у Шерага стал расхваливать его соперника, который вчера приезжал за благословением: «Вы все смотрите телевизор, поэтому прекрасно знаете этого имярека. Очень грамотный журналист, блестяще ведет новостные программы. Он в курсе всех событий в мире. Все по полочкам разложит, глубокий анализ сделает. Чувствуется, очень эрудированный человек. А голос какой завораживающий. И ведь в бумажку ни разу не заглянет, стало быть, умный журналист. Словом, талантливый оратор…» Аким соловьем заливался, чтобы угодить кандидату в депутаты.

Поначалу Шерага кивал головой, но с каждым словом акима его лицо стало меняться. Наконец, он не выдержал и попросил слова.

— Да-да, Шерага, говорите, — обернулся к нему аким.

— Я тоже немного разбираюсь в тонкостях телевидения, потому что немного руководил телерадиокомитетом, — сказал Шерага. — Этот молодой человек, которого ты тут расхваливаешь, в то время был одним из многих дикторов. А диктор на языке телевизионщиков — это кукла! Потому что он есть человек, который читает по бегущей перед ним ленте тексты, подготовленные истинными журналистами. Все тексты редактирует самый грамотный журналист по имени Кайнар Олжай. Если бы твой имярек сам готовил все новостные материалы, то он давно стал бы пророком.

И аким, что пару минут назад расхваливал новоиспеченного кандидата в депутаты, и люди, что внимали его одам, раскрыли рты от удивления. «Ой, Шерага, — нашелся что сказать аким, — мы же не знали таких тонкостей. Нам казалось, что он такой умный».

Сейчас я вспомнил об этом случае. Шерага усмехнулся.

— Слушай, а где он сейчас?

— Откуда мне знать? На телеэкране его не видать.

— Нет возражений, если человек рассудительный, образованный, видный. А тут какой-то малый, который не может объединить двух человек и повести их за собой, собрался стать депутатом Парламента! Откуда было сельским жителям знать его истинное лицо?! Не будь меня, он мог пройти в депутаты. Интересно, есть ли сейчас в Парламенте подобные ему люди? Почему нету, наверняка есть. Сидят же и бездельничают. Их не заботят проблемы народа и общества. Что можно сказать по этому поводу? Сколько невежд находится на разных ступеньках власти? Посчитай…

Я промолчал. Шерага тоже молчит. Как-то весь съежился, помрачнел. Через время он, обращаясь то ли ко мне, то ли к себе, вздохнул: «Ей, один изъян бытия…»

Сколько лет замечаю — Шерага встает очень рано.

За утренним чаем он сказал:

— Ты вчера говорил про «Одно совершенство мира». Есть над чем подумать. Мой «Один изъян бытия» есть продукт философских раздумий. Но я все же не философ. Однако я сын народа-философа. Наша беда в том, что мы недооцениваем самих себя. Непрестанно восхищаемся зарубежными мыслителями. Но скажи мне, в чем им уступают наши сотни, тысячи философов, начиная с Аяз би, Жиренше, Асанкайгы, Монке би, Шалкииз и кончая нынешними Абишом Кекилбаевым, Гарифоллой Есимовым? В некоторых случаях даже превосходят ведь. А Абай и Шакарим?! Бауыржан-коке?! И когда спрашивают, кто такие казахи, это позволяет говорить, что казахский народ — философ! Философия — это наша национальная натура. У нас же хватает способностей. В стародавние времена наши предки умели делать операции на голову человеку, упавшему с коня и разбившемуся. Этот человек… Я про директора центра Сейтхана Жошыбаева говорю. Редко встречающийся настоящий мастер по операциям на сердце. Скольким кыргызам он восстановил сердце?! Казахи, прослышав, что в соседней республике есть такой хирург, тоже ездили к нему и остались живыми после его вмешательства. Наконец, он решил приехать на родину, к своим соотечественникам, в Алматы. И приехал ведь. Но казахи не приняли его, отправив обратно в Кыргызстан. Слава Создателю, он вновь приехал на родную землю, теперь уже в Тараз. Но сможем ли мы по достоинству оценить такой редкий талант, окажем ли ему достойное внимание, покажем ли людям его величие? Он не нуждается в наших похвалах, но его дело нужно для новых поколений. Сомневаюсь. Газеты, может быть, напишут две-три информации, что открылся такой уникальный центр. И на этом все заглохнет. Пресса совсем обессилела. Не умеет копать глубоко, лишилась чувств. Обезличилась. И как в таком случае народ узнает, кто есть кто?

— Не всем дано быть таким редактором, как Вы, Шерага!

— Как я, говоришь мне?.. Что, мы с собой в кармане унесли такие журналистские качества, как умение здраво рассуждать, анализировать, обобщать, говорить без страха и грамотно излагать мысли? И сейчас есть образованные жигиты с характером, в Алматы. Речь о том, чтобы такие оперативные, отважные ребята были повсюду, — продолжал рассуждать Шерага.

Общение и беседы с талантливым литератором и публицистом, интеллектуалом, просвещенным человеком есть большая школа. Я считаю жизнь учебой. К сожалению, порой в плену серых будней забываем об этом и лишаемся знаний о мироустройстве.

Шерага, прощаясь, имел привычку крепко пожимать руку и говорить: «Пусть здравствует народ! И ты будь здоров! Пусть все будет хорошо!» Вот и в этот раз он попрощался так же.

— Не забывайте об «Одном совершенстве мира», — напомнил я.

Несипбек ДАУТАЙУЛЫ, писатель

С казахского языка перевел Бекет МОМЫНКУЛ