The news is by your side.

Родом из детства

Как мальчишка из маленького Джамбула стал известным российским шансонье

Высокий и худой, в чапане и островерхой казахской шапке, подаренных благодарными земляками, он походил на сказочного звездочета. Улыбался устало, отпахав концерт. Но то была счастливая улыбка. Через несколько минут он скажет: «Мечты сбываются. В своих юношеских фантазиях я — обязательно в белом костюме и белой шляпе — пел со сцены, вот как сейчас выступал перед вами. А еще мне мечталось, что все свои гонорары, которые заработаю дома, я потрачу на детей…» 

Он купил детдомовцам компьютер и ноутбук, а самым маленьким сироткам — памперсы. Пиар-акция? Но ему-то зачем? Он давно живет в Москве и имеет все, что положено сорокалетнему мужику: статус, деньги, семейное счастье. Тогда для чего ему все это: тащить на свою малую родину в Тараз друзей-артистов, уболтав их попеть за спасибо, устраивать грандиозный концерт, а потом… раздавать подарки? Он что — Дед Мороз?

Да нет. Просто человек такой — «последний романтик эпохи». Знакомьтесь: Михаил Бондарев — московский шансонье, уроженец Тараза, автор песни «Мой маленький Джамбул», распеваемой на пространствах от южных гор до северных морей, от берегов Таласа до побережья Атлантики… Мы встретились с ним во время его гастрольной поездки в родной город. Как земляки и представители одного поколения, сразу перешли на «ты».

— Михаил, в твоем джамбулском прошлом что-то предрасполагало к московскому настоящему? Я имею в виду твой нынешний род занятий?

— В 29-й школе, где я учился, мы с Дамиром Явходиевым солировали в школьном хоре. «Все люди на большой планете должны всегда дружить, должны всегда смеяться дети и в мирном мире жить» — такие в моем детстве пели песни. Мой отец Петр Степанович Бондарев — баянист-виртуоз, самоучка, был солистом Краснознаменного военного оркестра в Кузбассе. В Джамбул из Анжеро-Судженска Кемеровской области наша семья переехала в 60-х годах. Сестра Леля часто болела, ей нужен был теплый климат. А я уже здесь родился. Мама Галина Михайловна на мне отрабатывала педагогические приемы — она всю жизнь работала в детском саду, прошла путь от рядового воспитателя до заведующей.

— Можно сказать, что ты — сын своих родителей?

— Конечно! Для папы музыка была состоянием души. И мама — оптимистка, жизнелюбка. Я весь в них!

— С музыкой все ясно. А стихи в детстве не сочинял?

— Как же без них! Самое первое стихотворение сочинил в восемь лет, и посвящено оно было проходившей в 1980 году в Москве Олимпиаде: «Олимпийский мишка — добрый и сердечный, делает зарядку по утрам. Семь цветов у радуги — семь цветов у мишки, на его цветастых, красочных ремнях!»

— А книжки под одеялом читал? Колись!

— Самым большим наказанием было, когда родители, устав уговаривать лечь спать, просто отбирали у меня книгу. У нас дома была большая библиотека, которую мы позже постепенно распродали, потому что не хватало денег. Но только не подумай, что я был пай-мальчиком, наоборот, я причислял себя к дворовым мальчишкам…

— «Мы в горы босиком ходили пацанами, срывали с веток ароматную джиду, с колхозной бахчи мы арбузы воровали и загорали голышом мы на пруду».

— Так оно все и было! В нашем районе, «за линией», простирались огромные поля арбузов, кукурузы. Мы, детвора, прихватим парочку «арбузих» — и айда в предгорья, где находился пруд с родниковой водой, который почему-то назывался «пробка»! Никаких маньяков в то время не существовало, и мы часами купались и загорали на «пробке» или же плескались в теплых водах Таласа.

— В твоей песне «Мы родом из СССР» есть фраза про виноград:

И что сказать вам, верь не верь, —

Мы родом все из СССР,

Из тех краев, где много неба,

Из тех, куда вернуться мне бы,

Там просто все, казалось мне, и честно.

Ах, как хотелось мне б туда, назад,

Где по весне мы с батей пели песни,

Когда вязали виноград…

Это тоже картинка из твоего детства или поэтический образ?

[youtube]BLC25yiEXzk[/youtube]

— Ну ты же сама знаешь, что здесь у нас принято на зиму укладывать и накрывать виноград, а весной — открывать и подвязывать. Так вот, дома у нас был сад и виноград, и мы с отцом, как положено, его подвязывали, горланя при этом песни, — просто от переполняющей радости жизни! В этот свой приезд я специально проехал на улицу Тажибаева, подошел к дому № 27, заглянул через забор — виноградника нет, двор забетонирован…

— А отец жив?

— И отца уже нет. Умер в Воронеже, куда в 2001 году я перевез родителей. Два года отец прожил после переезда. Не климат, наверное. Он скончался от инсульта в возрасте 66 лет. Как жил, так и умер — с улыбкой на лице.

— А уехали почему?

— Все ехали, и мы поехали. Это было время, когда за три месяца вперед надо было контейнер заказывать. Но менять города и страны для меня было не впервой. Мой первый отъезд из родительского дома случился, когда я еще учился в школе — хромала математика, и свекровь сестры тетя Мила позвала меня к себе в таджикский город Ленинабад, где она работала учительницей. В итоге школу я окончил без троек, вернулся в Джамбул и пошел учиться в химико-механический техникум. Но через два года бросил — понял, что не мое. Поступал в институт, но провалился на экзаменах. Пошел работать. Открыл магазинчик на Зеленом базаре (уже была новая эпоха) — помню, у меня имелась печать с надписью «Индивидуальный предприниматель» с названием конторы «Золотое кольцо». Я сам возил товары из Ирана, в основном одежду, и все чаще оставался там — подрабатывал таксистом (наверное, единственным таксистом-славянином на весь Иран), показывая торговые точки нашим коммерсантам.

— И как себя чувствовал в этой стране?

— Прекрасно. Я же азиат. Предвосхищая твой вопрос, скажу, что ходил в обычной европейской одежде, как все мужчины там ходят. В 1992 году мы поженились с Татьяной, и через год у нас родился Павлик, а три года спустя — Миша. Я стал «пахать» еще интенсивнее: возил с востока свадебные платья — в «Икарусах», под завязку набитых людьми и товаром, в сорокаградусную жару без кондиционеров, двое суток туда, двое обратно… Вот так приходилось сколачивать первоначальный капитал. Зато, раскрутившись, я выкупил целый магазин в центре города и назвал его «Скарлетт». Жена помогала мне в торговле, и тут уже у меня появилась возможность заняться творчеством. Моя самая первая песня «Молчит мой друг» написана в 1994 году, когда начали уезжать немцы. Купил билет на самолет и мой друг Володя Гейнерт. Я на своей машине ездил провожать его в Алма-Ату. На обратном пути, не доезжая до Кордайского перевала, остановился и записал:

Ложатся лужи ошалело под колеса,

Мне в этот хмурый майский вечер все не так:

Бардак в душе, забыто тлеет папироса,

Молчит мой друг, и я молчу — все ясно так.

— Эта больная тема — отъезда на историческую родину — звучит и в твоем главном произведении «Мой маленький Джамбул», но уже совсем по-другому: оптимистично и мажорно. Песню без преувеличения можно назвать шлягером — в Таразе ее поют во всех ресторанах. Как она родилась?

— Это произошло в алма-атинской бане «Арасан». Я парился в русской парной, и вместе со мной парилкой наслаждались несколько мужиков разных национальностей, но все мы были в казахских войлочных шапках и с русскими вениками! Это было так символично, и на меня нахлынули строки. Я попросил у банщика ручку, он принес мне стержень, и я записал им на пустой пачке от сигарет: «Родился я и вырос в теплом Казахстане, там, где с киргизских гор течет река Талас, и не кривя душой скажу вам без обмана: всегда гордился этим и горжусь сейчас…» Эта песня была дописана уже много позже, а аранжировал ее, придумав знаменитый проигрыш из «Джентльменов удачи», Кайрат Джанибеков в музыкальной студии Сергея Джасыбаева.

— Кстати, именно Джасыбаеву, прозванному Джаз бабай, долгое время приписывалось авторство этой песни. Что скажешь на этот счет?

— Скажу, что при первой возможности я потребую у него публичного опровержения и извинения. Сергей, имевший в свое время доступ к моим музыкальным материалам, и другие мои вещи выдает за свои. Это больно и непонятно: ведь я и так разрешил ему бесплатно их петь, но зачем же наглеть? И когда мне без конца задают этот вопрос об авторстве, я отвечаю: читайте внимательно текст. Ведь там идут слова:

Мы не казахи, не узбеки, ну так что же?

Как на духу признаюсь вам, я так скажу:

В душе своей мы азиаты стали тоже,

И так же любим землю теплую свою!

Согласитесь, что такие строки мог написать кто угодно, но не Сергей Джасыбаев, который азиат не только в душе, но и по крови.

— Самое интересное, Михаил, что эту песню с огромным воодушевлением поют и казахи, и узбеки!

— Да! А знаешь почему? Потому что здесь, как и в других моих песнях, нет ни одного придуманного слова. Все — из души. А то, что из души, примет всякий человек. Любой национальности и вероисповедания.

[youtube]vkpwJpi55to[/youtube]

— Михаил, с «маленьким Джамбулом» все понятно, но вот как тебе удалось пробиться в огромной первопрестольной, где, образно говоря, каждый второй сочиняет песни и каждый третий их поет? Молва договорилась до того, что ты — внебрачный сын мэтра шансона Вилли Токарева, он-то тебя и продвигает…

— Ну если так, то скорее «крестный сын»! Первым моим «крестным папой» в российской столице, куда мы с семьей переехали уже после Алма-Аты, имея мебельный бизнес, стал заслуженный деятель культуры России Виталий Осошник. Я ему доставил диван и обратил внимание, что нахожусь в… студии звукозаписи. Разговорились. Я обмолвился, что тоже… пою. «А ну покажи!» — и он протянул мне гитару. Прослушал и изрек: «В этом что-то есть!» Так мы и познакомились с Виталием Ивановичем, который открыл мне дорогу на эстраду. А с Вилли Ивановичем встретились в Англии, где какое-то время я зарабатывал на жизнь пением в русских ресторанчиках. «Зря ты здесь, — сказал он мне тогда, — с этими песнями (их в Америке называют «эври грин» — «вечнозеленые») ты должен выступать в России! Вот где они будут востребованы по-настоящему!» Я послушался и вернулся в Москву. И там стрельнуло! И знаете почему? В каждую песню я вкладываю «тридцать граммов сердца», в каждой я искренен и несу позитив. Оно-то и цепляет!

Галина ВЫБОРНОВА

Комментарии закрыты.