The news is by your side.

Умирая, спасти жизнь. Что мешает посмертному донорству в Казахстане?

Что мешает посмертному донорству в Казахстане?

Показатель донорской активности (количество посмертных доноров на миллион населения) в нашей стране составляет 0,22 человека. Для сравнения: в мире этот показатель составляет 40-45 человек.

В чем причины отказа казахстанцев от посмертного донорства и каковы перспективы донорства в нашей стране, рассказала директор РГП на ПХВ «Республиканский центр по координации трансплантации и высокотехнологичных медицинских услуг» Министерства здравоохранения РК Сауле Шайсултанова.

— В «листе ожидания» на трансплантацию органов — сердца, легкого, почек, печени — в нашей стране
стоят почти четыре тысячи человек, из них 90 детей. Почему, на ваш взгляд, мы имеем такие неутешительные показатели?

— В связи с тем, что в соответствии с Кодексом «О здоровье народа и системе здравоохранения» мы запрашиваем разрешение на изъятие органов у родственников посмертных доноров, ситуация у нас сейчас очень сложная. Люди, которых можно было бы спасти, погибают, не дождавшись трансплантации. Напомню: каждый казахстанец имеет право выразить свое согласие или несогласие на посмертное донорство через еgov с помощью электронной цифровой подписи в разделе «Здравоохранение». Но на сегодня в этой базе данных закреплено, прямо скажем, немного людей, —
чуть более 30 тысяч человек, из них большая часть — отказы.

Только три с половиной тысячи согласились на посмертное донорство. Однако в нашей ситуации и это хорошо: данные люди при жизни хотя бы определись с ответом на жизненно важный вопрос.

— В каких ситуациях человек может стать посмертным донором для других людей?

— Когда он находится в реанимации и ему выставляется диагноз «смерть головного мозга», что равноценно смерти, но при этом человек находится на механической поддержке: на ИВЛ, а сердце работает с помощью лекарственных препаратов. Это как раз тот случай, когда есть возможность спасти других людей.

После этого в координационный центр по трансплантации сообщается информация о возможном посмертном доноре, далее по ИИН пациента проверяют данные о его волеизъявлении. Если его нет, то идут переговоры с родственниками.

— С какого возраста можно стать посмертным донором?

— С 18 лет и старше. Появившееся недавно в СМИ утверждение о том, что с 15 лет, — неверное. Когда наступает смерть мозга, то обычно собирают консилиум, куда входят не менее трех врачей. Они в течение суток каждые два-три часа проводят тесты, чтобы окончательно подтвердить данный диагноз.

В силу, видимо, особенностей менталитета или малой информированности большинство наших людей (90-99 процентов) не готовы дать согласие на трансплантацию органов только что умершего родственника —
мы получаем отказы. То есть будучи охваченными горем, они не готовы принимать такое решение и кому-то помочь.

Например, в 2022 году у нас было только четыре посмертных донора, которые спасли жизни 16 человек. Между тем трансплантация, в том числе от посмертного донора, начала развиваться в Казахстане с августа 2012 года, когда была произведена первая пересадка сердца.

Сегодня, когда прошло почти 11 лет, количество таких операций составляет 2300, из них 93 процента —
от прижизненных доноров. Люди отдают своим близким одну почку, часть печени, а вот от посмертного донора произведено за 10 лет всего 345 трансплантаций от 110 посмертных доноров, чьи родственники дали согласие на это. А ведь один такой донор (посмертный) может спасти от четырех до восьми жизней.

Наши реципиенты после трансплантации возвращаются к обычной жизни, работают, создают семьи, растят детей. Поэтому очень важно, чтобы каждый человек при жизни принял решение о посмертном донорстве органов. Бояться или избегать этого не стоит хотя бы потому, что вероятность оказаться в «листе ожидания» и стать нуждающимся в трансплантации гораздо выше, чем оказаться посмертным донором.

— Что делать в ситуации, когда люди продолжают умирать, не дож­давшись органов? Обращаться за помощью в другие страны?

— В рекомендациях ВОЗ прописано, что каждое государство само должно обеспечивать своих пациентов донорскими органами, то есть никто не обязан обеспечивать нас ими.

Посмертные доноры есть всегда в любой стране, мы — не исключение. У нас есть возможность проводить эти операции в современных трансплантцентрах, оборудованных по последнему слову техники, имеются высококлассные врачи-трансплантологи, которые зарекомендовали себя предыдущими операциями.

Проблема заключается только в отсутствии донорских органов. Если другие хирургические или кардиологические операции можно провести, имея просто клинику, оборудование и специалистов, то трансплантология — единственная отрасль медицины, которая зависит от населения, от его отношения.

— То есть презумпция согласия, когда орган у умершего человека изымается по умолчанию, у нас отсутствует?

— Да. В Кодексе РК «О здоровье народа и системе здравоохранения» есть только положение о том, что человек может выразить согласие или несогласие. В случае отсутствия и того, и другого нужно спрашивать разрешение на изъятие органов у родных донора.

Поэтому, на мой взгляд, все-таки надо вводить в наше законодательство положение о презумпции согласия на посмертное донорство. Это означает, что если при жизни человек не успел оформить письменный отказ от донорства органов, то после смерти он может стать потенциальным донором по умолчанию.

— А как обстоит вопрос с донорством в развитых странах?

— В мировом рейтинге ведущую позицию занимают Испания, США и Хорватия. Есть такое понятие, как донорская активность. Так вот, там количество посмертных доноров на миллион населения составляет 40-45 человек. У нас этот показатель равняется 0,22. Это очень мало, поэтому люди погибают в «листе ожидания». Родственники, если речь идет о трансплантации, к примеру, сердца и легкого, тут не помогут — обязательно нужен посмертный донор. Мы, конечно, проводим большую разъяснительную работу, говорим, что умершему человеку органы уже не нужны, но он может спасти других людей. Приводим в пример Европу и Америку, где к этому относятся совсем по-другому. Там у людей есть желание помочь, несмотря на то, что они сами пребывают в горе от потери близкого человека. Есть случаи, когда родители погибшего ребенка сами предлагали органы своего малыша другому, которого могла постичь такая же участь.

— Почему же мы этого не делаем? Потому что менее человечные, сердобольные и малообразованные?

— Нельзя сказать, что мы все поголовно черствые или малознающие о трансплантации. Да, у нас бытует мнение, что, мол, каким человек пришел в этот мир, таким и должен уйти из него: на его теле не должно быть надрезов. Но сейчас люди часто выезжают за рубеж, подрастает новое поколение, оно более, скажем так, образованное и продвинутое, поэтому, я уверена, у нашего народа менталитет все равно будет меняться. Для этого просто нужно время.

Ведь в той же Испании, которая считается передовой по этой части, а также в США трансплантация проводится уже больше полувека, у нас же — только последние 10 лет, то есть мы находимся в начале пути. Рано или поздно люди все равно придут к пониманию необходимости спасать других людей с помощью посмертного донорства.

— Как в вашем центре отнеслись к взбудоражившему общественность заявлению депутата Гульдары Нурумовой о коммерциализации органной трансплантации?

— Мы уже высказывали свою официальную позицию. По казахстанскому законодательству купля-продажа органов запрещена. Это прописано и в Кодексе «О здоровье народа и системе здравоохранения» и в Уголовном кодексе. Кроме того, мы придерживаемся международных норм, в том числе Стамбульской декларации о донорстве органов и трансплантации, где прописано, что никакой купли-продажи органов не должно быть.

Предполагаю, что к депутату, скорее всего, обратились люди, нуждающиеся в трансплантации, чтобы хоть так достучаться до общества. Однако такой подход не решит проблему, напротив, он усугубит ее, потому что начнется криминализация. Мы должны двигаться в другом направлении — посмертного донорства, которое всегда было безвозмездным.

— А что говорит об этом международный опыт?

— В таких странах, как Иран и Пакистан есть случаи, когда пациенты отдавали свои органы за материальное вознаграждение, но такая практика там не прижилась. Что касается нас, то, к сожалению, пациентов в «листе ожидания» прибывает, а трансплантации проводятся только от родственников, что тоже нехорошо —
растет инвалидизация населения. С начала года мы выявили около 25 потенциальных доноров, разговаривали с родными, но только в одном случае родные дали согласие, во всех других получены отказы. Вообще, спрашивать разрешения у родных, на мой взгляд, неправильно, каждый человек должен распорядиться своими органами сам.

— Но ведь за границей тоже спрашивают разрешение у родственников.

— Не совсем так. Например, в США при получении водительского удостоверения (его там выдают в 16 лет) люди заполняют анкету, где в том числе есть вопрос — согласны ли они стать донорами органов?

Тем самым американцы принимают осознанное решение: в водительском удостоверении даже имеется отметка — донор. В других странах тоже есть практика, когда при получении каких-то документов спрашивают о донорстве органов.

Для ясности скажем так: в этих странах есть презумпция согласия. Считается, что если человек никак не выразил своего мнения в донорской карте, то он априори согласен. Тот, кто не согласен, должен выразить это, сделав где-то отметку или написав заявление.

Есть страны, которые практикуют то же самое, другие, как и у нас, спрашивают разрешения у родных. То есть единственно правильного решения по этому вопросу нет, каждая страна развивается своим путем, и все равно — в большинстве из них люди больше дают согласие, чем несогласие на посмертное донорство.

К примеру, оно очень развито в Иране, где сам главный муфтий заявил, что готов стать посмертным донором. Когда человек дает такое согласие, то его хоронят с большими почестями, окружающие считают, что он выполнил свою миссию на Земле, ибо спас других людей. Так же и в Арабских Эмиратах, хотя мы думаем иногда, что религия мешает развитию донорства. Поэтому, я думаю, это решает не религия, а просто менталитет, сознание народа.

— А вы сами тоже выразили согласие на посмертное донорство?

— Да, конечно. Как только эта система заработала, я с помощью ЭЦП подписала согласие. И это нормально. Вероятность здесь минимальная, потому что, даже дав согласие, человек может прожить долгую жизнь. И потом, если он умирает не в реанимации, то тоже не сможет стать донором. То есть согласие вовсе не означает, что умерший человек тут же станет донором. Этого не надо бояться, просто надо распорядиться при жизни своими органами и сообщить об этом, естественно, своим родным. Может быть, в первый раз они воспримут это с осторожностью, испугаются, потому что у нас это не распространено, но потом, привыкнув, поймут, что нет ничего страшного. Мы ведь все смертные. Кто-то уходит из жизни раньше, а кто-то — позже. Но если есть возможность кому-то помочь, то почему бы и нет?

— А есть какие-то критерии по странам: в одних больше нуждаются в почках, в других — в легких и так далее?

— На сегодня, если говорить точно, в «листе ожидания» находятся 3,3 тысячи нуждающихся в трансплантации почки, в других странах то же самое — очень много нуждающихся именно в данном органе. Это зависит не столько от страны, сколько от подверженности органа к разным катаклизмам. Банальные, казалось бы, ОРВИ, грипп или переохлаждение организма могут привести к почечной недостаточности, а перенесенная на ногах и, соответственно, нелеченная ангина — к сердечной. Другой вопрос, насколько много у нас желающих помочь тем, кто нуждается в этих органах.

Беседовала Галия ШИМЫРБАЕВА,
Kazpravda.kz

Комментарии закрыты.