Газета «Знамя Труда» публикует еще один отрывок из книги «Открытый всем» писателя Дмитрия Снегина - однополчанина и друга легендарного полководца Великой Отечественной войны, Народного Героя, Героя Советского Союза, знаменитого писателя, поэта Бауыржана Момышулы. Начало и продолжение в публикациях «Вспоминая мирные годы Героя» (№ 44 от 22 апреля 2025 года), «С уважением к памяти Героя» (№ 50 от 6 мая 2025 года).
Открытый всем
(Беседы с Бауыржаном Момышулы)
Три блокнота, или Откровения моего побратима Бауыржана.
Мы, трое однополчан Бауыржана, - Алексей Кузнецов, Балтабек Джетпыспаев и я, - составили бумагу на имя члена Политбюро ЦК КПСС, Первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Димаша Ахмедовича Кунаева, прося его походатайствовать перед Политбюро и Президиумом Верховного Совета страны о присвоении нашему боевому другу вполне заслуженного им в сражениях против немецко-фашистских захватчиков высшего отличия - Героя Советского Союза. Разумеется, втайне от Бауыржана... Но этот вездесущий узун-кулак!
Кунаев не заставил ждать. При встрече я попытался прояснить кое-что из того, что могло, на мой взгляд, способствовать успеху. Он поддержал, но без обиняков предупредил:
- Как понимаешь, Дмитрий, в таком деле время не подтолкнешь. Перетерпите вместе с Бауыржаном. Подам знак.
Мелькали дни, бежали недели, шагали месяцы. Знака не было. Я страдал, избегая встреч с Бауыржаном. Избегал и он, не меньше меня страдая. Наконец, долгожданный звонок из ЦК КПК. И вот я снова в кабинете Первого. Обычно Димаш Ахмедович бывает приветлив, по-домашнему радушен, независимо от того, предстоит ли сообщить собеседнику приятную новость или огорчительную.
Приветлив он и сегодня, но, судя по тому, как он увлеченно и подробно принялся говорить о повседневных делах республики и о любимой (им и мной!) Алма-Ате, я сразу догадался - Бауыржана будет нечем порадовать. Так и случилось. Посчитав, что настроил меня на нужный лад, Димаш Ахмедович озабоченно спросил:
- Скажи, Дмитрий, чем мог разгневать министра обороны твой фронтовой друг?
Я молчал. Не мог же я открыть, что мой фронтовой друг величает министра обороны то душкой, то маркизом, а то и сладкой ехидной. «Выскочка» звучало в его интонации высшей похвалой. О высказываниях Бауыржана по поводу талантов маршала Гречко, о его боевых подвигах, к которым прибегал ординарный профессор в своих лекциях с кафедры военной академии тыла и в личных перепалках, ходили легенды... Не дождавшись моего ответа, Д. Кунаев продолжал:
- Гречко слышать о нем не хочет, всех членов Политбюро настроил против, склонил на свою сторону Леонида Ильича. Рассчитывать на положительное решение в ближайшем обозримом не приходится...
Ближайшее обозримое - величина бесконечно неопределенная, покрыта мраком непредсказуемости. Огорчился, потерял ли надежду Бауыржан, узнав правду? Внешне нет. А в глубине души?
- Я верю в порядочность (проснется!) даже стригуна номер один. Меня угнетает другое, Димаш не особо благоволит мне, но и не против моей Звезды. Он видит, какое ничтожество, обожаемое Леонидом Ильичем, занимает ответственнейший пост министра обороны. И безмолвствует. Я не упрекаю, не осуждаю: наши мысли и чувства подавлены ложно понятым призванием служить высшим интересам. Но есть же такое понятие - интеллигентность.
- Ты осуждаешь Димаша Ахмедовича или все Политбюро?
- Политбюро как орган само по себе серьезно. Но когда и там начинают главенствовать личные и родственные связи, об интеллигентности... - Запнулся и спросил: - Что означает слово сиречь? Совпадает... об интеллигентности, сиречь порядочности личной и государственной, речи быть не может.
- А мы интеллигентны? Ты... я?
- Есть интеллигентность природная, неграмотная, но по здоровью равная материнскому молоку. Им этого не понять!
Бауыржан накалялся, когда его припирали к стенке, ему это не нравилось. Вскипал, рыкал: «Не кричи на меня!», хотя в эту минуту никто на него не кричал. Сегодня он выпустил пары через запасной клапан.
- Когда ты приступишь к запискам о гвардии Негенерале и Негерое Советского Союза, но народном Герое Бауыржане Момышулы, мрак непредсказуемости ближайшего обозримого начнет рассеиваться, и все нормальные люди увидят: Король и его Маркиза - голые. Голые по нисходящей... Не радуйся, тебе легче не станет: ты поймешь (осознаешь!), как тебе не хватает грешного внука благородного Имаша, отца благородного моего отца Момыша...
Ах, если бы почаще он был таким мягким, понятным, простым смертным, как мы!.. Это я вспомнил слова мудрой Мариам, верной супруги Сабита Муканова. Как говорится, из песни слова не выкинешь. Бауыржан порой был нетерпим даже к фронтовым друзьям, вместе с которыми ручкался со смертью, если в них обнаруживалось отсутствие «воспитательного начала материнского молока». Вот он лежит на диване, приболел. Попроведать его пришли Балтабек Джетпысбаев и Алексей Кузнецов, которых он в душе нежно любит. Теперь насупился.
- Зачем пожаловали?
- Но, Бауке... - это Балтабек.
- Мы с открытым сердцем... - это Алексей.
- Я вас не звал и не нуждаюсь в вашем сочувствии. - И вытурил их из квартиры.
Я заступился за окопных побратимов, мы крупно повздорили. Такое случалось не один раз. На какое-то время наши встречи прекращались, духовно опустошая и его, и меня. Почему его? Откуда мне это известно? А вот почитайте крохотное письмецо (храню поныне): «Митя, мы виделись с тобой ровно месяц тому назад. С тех пор не могу ходить, лежу, читаю; не пью, не ворчу и т. д. Если располагаешь временем и настроением (последнее, разумеется, самое главное), может быть, навестишь больного старика, на часок...»
В его нетерпимости была и другая подоплека. Он не терпел третьего, когда на него накатывала волна размышлять. В такие часы ему нужен был собеседник, а не компания собутыльников. Потребность в таких беседах - вдвоем - с глазу на глаз с годами возрастала и теснила шумные дружеские застолья. Собеседником (аккумулятором) мог оказаться любой из смертных - в соответствии с настроением и течением мысли, его полонившими в данный момент. Выкладывался до изнеможения, досуха вылизывая донышко души. И повторялся, не в силах владеть страстью к вариациям темы.
Предмет исследования мог оставаться прежним, но палитра красок и звуков менялась. Помнится, как возликовал он в разгар культа Брежнева, а через него культа Малой земли:
- Бог есть, он уберег меня от позорного Золотого Знака.
- ?!
- По твоему ходатайству я мог получить Звезду Героя из рук лже-маршала Малой земли, пожелай того высокопоставленная министерская душка.
- Ты завидуешь, что нехорошо... Твои слова?
- Мои! - И зловеще помолчал. - Ты обиделся за Брежнева. Не горюй - завтра он присвоит себе высочайшее воинское звание - Генералиссимуса Советского Союза. Ура! Ура!!! Ура!!! Почему молчишь?
Он перекалился, глаза вращались, как пушечные ядра, лицо почернело.
- Допустим - ура. А если серьезно?
- Малоземельцы ликуют, лобызаются с ним, а я страдаю за них. Они - истинные герои, как и миллионы других фронтовиков. Но Малая земля - не пуп земли в Великой Отечественной. Битва под Москвой и Сталинградская битва, Орловско-Курская дуга, чуешь дистанцию?! - Он задохнулся в сигаретном дыму, закашлялся. - Так нас развращают, кого кнутом, кого пряником. Я развращен больше других! О, времена, о нравы!.. Подвинь карандаш вспять и зачеркни «О, времена», «Нравы» оставь.
Дмитрий СНЕГИН,
фото с сайта Tengrinews.kz
