ТРИ БЛОКНОТА ИЛИ ОТКРОВЕНИЯ МОЕГО ПОБРАТИМА БАУЫРЖАНА
Передо мною географический атлас. Просматриваю... Северный и Южный полюса.
Я микро, микросущество. До сих пор не знаю - где мой Север и где мой Юг.
Как это печально...
Ехали в купированном вагоне. Нашим соседом был майор НКВД. Я попросил поднять мой чемодан наверх.
- Уф, какой тяжелый... золото, что ли?
- Не золото, а горе.
- ?!
- Самое тяжелое в человеческой судьбе - это горе, сынок.
(Из дневника Бауыржана Момышулы)
«Путевые картинки» мне кажутся идеалом прозы - в них свобода, о которой всегда мечтаешь, - свобода от сюжета, от хронологии, от географии... О чем она? В том-то и секрет ее, что она ускользает от подобного вопроса. Обо всем, но не пресловутый поток сознания, а скорее, поток жизни, поэзии, размышлений, фантазии, поступки и воспоминания, описания и исповедь. (Даниил Гранин «Прекрасная Ута»).
На исходе март - теплый, просветленный день. Сидим в его пустынном кабинете, трезво чаевничаем. Предбеседа затянулась: долго искали карандаш, его любимый, нестандартного размера. Такие карандаши в старину называли столярными. Не нашли. Бауыржан посуровел, но настроение не испортилось. Умиротворенно раскурил сигарету, умиротворенно принялся плести венок беседы.
- Я буду говорить через твое перо с потомками, когда уйду в прекрасный из миров. Подсознательно (интуитивно) ты и сам придешь к этому - совесть повелит! И это станет твоим щитом: так называемая мирная жизнь не менее опасна, чем жизнь в окопе, на войне.
Он постоянно искал, варьировал, фантазировал в разработке темы, вдруг его пленившей. В такие дни у него, казалось, не было иных интересов. Но охладевал он также быстро (под напором новой идеи), как и воспламенялся. Вот почему к словам: «Я буду говорить через твое перо с потомками», - я отнесся с легкой покровительственной иронией. Роковое легкомыслие! Бауыржан давно замыслил побег в обитель дальнюю. Но об этом никто (кроме Всевышнего) еще не знал. Не догадывался и я. Правда, не просто слушал, что он говорил, - запоминал.
- Мой разговор с тобой носит завещательный характер. Как поэт и офицер, ты должен отнестись к этому серьезно и уважительно. - Пауза, не таящая в себе взрыва. - Я - природа, и со мной надо считаться. Природа скупа: животному, растению и человеку она дает жизнь один... один... один раз!
В голове зудит: друг мой, Бауыржан, ты - частица природы... пусть - материк. Неужели тебе этого мало? «Я - природа». Но он умел мыслить вслух, я учился слушать.
- Когда говорят, что кто-то на кого-то похож, я смеюсь: ложь. Природа не знает повторений, она великий художник и не признает копий. Все сущее на земле один раз рождается, один раз живет, один раз умирает. Природа вечна потому, что она никому не сулила бессмертия.
- А любовь?
- Любовь, как и ненависть, дана свыше. - Пауза. - Прошу тебя, не перебивай течение моей мысли.
- Прости, но ты не боишься умереть?
- Я не боюсь смерти: это естественное явление в круговороте жизнетворчества... можно так сказать по-русски? Рождение - торжественный, радостный акт. Но только глупые люди считают смерть печальным актом. Я буду умирать торжественно, вечную разлуку перенесу мужественно.
Он принялся разыгрывать вариации на тему Жизни и Смерти.
...Надо иметь моральное право умереть торжественно. Если ты жил дурно (плохо), умрешь, как свинья, - пышность похорон не скроет язвенных пятен.
...Появившись на свет, разве человек понимает, что он родился? Но в свой последний судный час он понимает, что умирает.
...Когда я умру, я стану хорошим Бауыржаном - для всех, потому что буду молчать, а теперь болтаю.
...Я - баловень судьбы: я - международный хулиган. Тяжело это переносить другим. Мне еще тяжелее. Смерть уравняет чашу весов.
В этот ряд он поставил маленькую новеллу. («Ты, Митюля, русский казах и знаешь, что такое брак по калыму»).
Она была красавицей - лицом, душой, умом. Назовем ее благоухающим именем Гаухар. Она любила и была любима. Но ее супругом стал другой, назовем его глухим, как войлок, именем Калым. Она страдала -
никто не видел ее страданий, так высок и благороден был ее интеллект. Любимый, в нежной преданности Гаухар и безрассудной отваге, присущей истинному джигиту, прибег к барымте . Она не поддалась порыву, она осталась верна калымному супругу.
Он - супруг - остался Калымом.
Он - возлюбленный - обратился в степь.
Она - Гаухар - стала горьким степным полынком.
Но прежде, чем все это произойдет, муж в предчувствии конца угрюмо спросит:
- В чем я виноват перед тобой, жена? Молчишь? Я отвечу сам: «Ты считаешь меня недостойным твоей любви. Но я вижу твою верность и потому говорю - прости».
Гаухар ответила:
- В твоей душе шевельнулось чувство, достойное мужчины. Оно не нуждается в прощении.
- Ты мне льстишь, - притворно умилился Калым.
И Гаухар поняла: напрасно надеялась.
- Женщина легко поддается обману. Но она неуступчива и бесстрашна в правде слова. Последнего слова, - грустно прошептала она.
- Не угрожай, я владею тобой по закону! - спесиво обиделся Калым.
- Это так, - согласилась Гаухар. - Но ты ни разу не оросил святым потом родную землю, ни разу не пролил своей крови, защищая в битве с пришельцами жизнь и честь своего народа. Неприметным ты появился на свет из одного глухого гнезда и безликим уходишь в другое глухое гнездо.
Бауыржан шумно втягивает в себя степной воздух, настоянный на горькой целительной полыни. А шепчет, чудится мне, шепотом несравненной Гаухар:
- Я вышел из хорошего гнезда и уйду в хорошее гнездо. Я не страшусь смерти и умру торжественно.
Он в чем-то повторялся, но вариации обогащались, кружась над родным гнездом.
- Имаш - имя моего благородного деда. Когда я появился на свет, ему было 92 с плюсом. Сейчас мне 58. Сегодня нам обоим столетие плюс полстолетия. В прошлом году я похоронил самую младшую дочь деда тетушку Пиаш. Ей исполнилось всего 88. Через нее благородный Имаш наставлял и поддерживал меня. Спустя два месяца ушла к праотцам старшая сестра Убиянна, известная тебе и читающим мои рассказы людям под именем Музей-апа. Она преставилась молодой - в 68 лет. Потом я похоронил свою старшую жену Бибижамал. Я величаю ее Первоженой. Она покинула свет совсем юной. Нынче ей исполнилось бы 53. Мы развелись (не расстались!) четверть века назад. Ей надо было умереть, чтобы я здраво понял и с болью в душе почувствовал - люблю ее одну, уважаю ее одну, не хватает ее одной. Я плачу. Я слышу голоса: «Лицемер!» Но пусть преследователи поймают своими расторопными ладонями хоть одну слезинку прозрения и раскаяния, и она прожжет им сердца, как расплавленный свинец.
Он плакал беззвучно и горько. Ясноликий день померк. На пост у окна заступила влажная мартовская ночь, чем-то похожая на Гаухар в юности. Бауыржан немного успокоился, но мысль его продолжала поиск вариантов.
...Казахская народная пословица свидетельствует: смерть раскидывает богатство баев.
...Казахи говорят: смерть в семье бедняка обнажает ему задницу.
И - с удовлетворением, утвердительно - благодушно:
- Я - не бедняк. Я богатый человек. Я очень много зарабатываю (получаю!) денег. Я - поэт, я - художник... Я нахал: я отбираю, когда мне не дают!
- И это от благородного деда Имаша?
- Да, это наша фамильная черта. Брать - не грабить, не разбойничать. Разве я похож на грабителя с большой дороги? Я - гвардии полковник, гражданин СССР. Я брат Дмитрию Снегину, у меня есть гражданская совесть. Я творческий человек и имею право на самостоятельное мышление. Я углубленно изучаю марксизм, чтобы совершенствовать мысль. На все учение не хватит жизни. Я военный профессионал и изучаю положения о войне и мире. Я очень неграмотный марксист, но я учусь.
- Помнится, ты упоминал и о других учителях.
- Панфиловцы. Все. Я не забыл о них и никогда не забуду! Учитель из учителей - легендарный Иван Васильевич Панфилов. Артиллерийский и армейский полковник Г. Ф. Курганов, И. В. Капров. Мой горячий, взбалмошный, но бесстрашный заместитель по политчасти Петр Васильевич Логвиненко, мой честный, храбрый лейтенант Брудный, мой любимый командир 6-й батареи Сергей Андреев, азербайджанский интеллигент - начальник штаба твоего артдивизиона Атиф Амирович Нариманбеков плюс его командир и мой любимый боевой друг; комсомольский вожак полка, бескорыстное и честное дитя природы Балтабек Джетпысбаев... многие... Все! Если бы не они, не было бы Бауыржана Момышулы. Я обнимаю живых, я преклоняюсь перед памятью павших.
Дмитрий СНЕГИН
