Время скоротечно. В этом году мы отмечаем 115-летний юбилей легендарного Бауыржана Момышулы. Да, именно легендарного человека. Потому что о нем сложено неимоверное количество легенд. И чем мы дальше от того времени, когда он жил и творил, тем больше хотим знать, каким он был человеком, как вел себя в кругу друзей, какие у него были отношения с властью. Хотим различить, где вымысел, а где правда.
Завтра в Таразе состоится республиканская научно-теоретическая конференция на тему «Наследие Бауыржана Момышулы: история и осмысление». Думается, для участников и гостей этой конференции будет интересно вернуться на годы назад и увидеть нашего героя глазами его современников. Сегодня газета «Знамя труда» публикует выдержки из статей людей, которые знали его лично, общались с ним, давали оценку его словам и действиям в то время, когда слава о Б. Момышулы гремела на весь мир.
Материалы к печати подготовлены научно-исследовательским центром «Бауыржантану» при Жамбылском областном историко-краеведческом музее.
Сасан НУРГАЛИМОВ,
майор запаса
Человек из легенды
(Письма без адреса)
Как сейчас помню эту субботу, 17 августа 1948 года. Часам к шести в дом Акашева начали собираться гости - панфиловцы Малик Габдуллин, Балтабек Жетписбаев, Гузаир Жасакбаев, другие однополчане Бауржана, которых я раньше не знал. Чуть позже пришли сам Бауржан Момышулы с супругой. Вместе с ним были народный артист СССР Калибек Куанышпаев, народный артист Казахской ССР Курманбек Джандарбеков. Внешность Бауржана меня поразила. Атлетического сложения, широкоплечий, с острым проницательным взглядом, он привлекал всеобщее внимание.
В декабре 1960 года наша общественность готовилась отметить пятидесятилетие со дня рождения Момышулы. К юбилею алма-атинская телестудия решила показать передачу «Воин-писатель» на русском и казахском языках. Подготовить ее поручили кинодраматургу Игорю Саввину и автору этих строк, а сценическое воплощение возложили на режиссера студии Сапаргали Шарипова. Нам предстояла встреча с Момышулы у него дома. Но перед встречей мы с Шариповым колебались, ибо кто-то сказал, что если человек не симпатичен ему, то Момышулы бесцеремонно выпроводит его с порога.
Если двенадцать лет тому назад, когда я впервые увидел его на квартире Бека Акашева, он выглядел пышущим здоровьем, то на этот раз он показался мне худым и сутулым, впалые щеки еще более подчеркивались длинными усами. Чем-то напоминал Алексея Максимовича Горького.
В своем кабинете в течение четырех часов Момышулы рассказывал о войне, боевых товарищах и с особой теплотой, сыновней любовью говорил о генерале Панфилове.
В четырехчасовой беседе Бауржан показался мне большим мастером рассказа, эрудированным человеком, в совершенстве владевшим русским языком, притом языком литературным. Когда он приводил казахские поговорки, пословицы, крылатые слова на русском языке, - не терялись ни их смысл, ни художественное звучание.
Поблагодарив хозяина, мы собрались уходить, но в это время позвонили в дверь. Почтальон вручил Бауржану кипу писем. От воинов Советской Армии, из социалистических стран: ГДР, Болгарии, Венгрии, Монголии. Хочется отметить одну интересную деталь. Не зная точного адреса Момышулы, писали так: «Город Алма-Ата, автору книги «За нами Москва» Бауржану Момышулы». На другом конверте было написано «Герою повести Александра Бека «Волоколамское шоссе» - Бауржану Момышулы». Ежедневно он получал около 20 писем. Обычно они заканчивались добрыми пожеланиями долгих лет, крепкого здоровья.
Михаил ИСИНАЛИЕВ
Личность неординарная, многогранная - не только мужеством, воинскими доблестями, талантом писателя и теоретика военного дела, но даже нормами поведения в обыденной жизни. У него были встречи со многими людьми, в разных условиях, по разному поводу, и, думаю, у каждого, кто с ним встречался, в памяти остался свой Бауржан.
Бауыржан Момышулы — человек-легенда
Бауыржан был настоящим воином и героем. Но, кроме того, он был человеком независимых суждений. Он был горяч, патриотичен - не только как гражданин и воин Советской страны, но и как казах, любящий свою республику, своих соплеменников.
Как и многие, я знал Бауыржана Момышулы по книгам о нем и по его собственным книгам. Нас, молодых, распирало от гордости, что есть такой Герой войны - казах, и огорчало, что на груди его не сверкает Золотая Звезда; мы тогда еще не понимали, что его Звезда ярко светит не на лацкане пиджака, а в душе, в сердце.
Я познакомился с ним в начале 60-х годов через одного из интеллигентов высшей пробы - Ильяса Омаровича Омарова, в то время заместителя председателя Госплана, а впоследствии министра культуры. За годы общения я близко узнал Бауыржана Момышулы. У него был взрывной характер. Но резкость в его поведении была не проявлением бестактности, грубости, а искренней, нормальной реакцией человека Чести и высокой Добропорядочности на фальшь, бюрократизм, беспардонность того или иного чинуши - независимо от национальности и ведомства, в котором тот служил. Как истинно творческая личность Бауыржан ценил Человека, а не кресло, занимаемое им. И собеседник он был отменный, мог вести диалог спокойно, мудро, аргументированно. Как профессионал-военный мысли формулировал четко и кратко. Иногда нарочитой резкостью он как бы проверял собеседника, насколько тот умен, выдержан, терпелив и мудр. Мне лично импонировали его открытый, прямой характер и умение вести разговор, как с равным, без покровительственно-поучительного тона, хотя по многим параметрам, как интеллектуальным, так и по жизненному опыту, он был на несколько голов выше многих своих собеседников, включая и автора этих строк.
В 1965 году после долгого перерыва впервые широко отмечался Праздник Победы. Торжественное собрание проходило в театре оперы и балета имени Абая. Накануне были разосланы пригласительные билеты - в первую очередь, ветеранам войны. Бауыржан Момышулы значился в списках президиума собрания. Причем ему адресовались сразу два билета - один через Союз писателей, другой (в порядке подстраховки) - через Казвоенкомат. Но по оплошности никто билеты ему домой не отправил, а просили его самого прийти за ними. Это его и взорвало.
Минут за 20 до начала собрания я как второй секретарь горкома партии проверяю готовность президиума и зала. В накопителе, где предварительно собираются члены президиума, Бауыржана Момышулы не было. И тут меня подзывает Ильяс Омарович:
- Твой Бауыржан-ага дома «бушует». На собрание он не придет. Только ты сможешь его сюда привести.
Благо жил он рядом с театром по Фурманова. Я, как ошпаренный, выскакиваю на улицу, хватаю первую попавшуюся «Волгу» (на ней как раз подъехал генерал-лейтенант Г. С. Евдокименко) и мчусь к Бауыржану. Дверь открывает жена:
- Твой ага в спальне...
Он был уже «на взводе» и встретил меня суровым вопросом:
- Почему секретарь горкома не на собрании?
- Я приехал за Вами. Срочно одевайтесь. Какое же это торжественное собрание в День Победы и - без Вас?
Он был неумолим.
- Я лично приглашения не получал. Как секретарь горкома партии ты не обязан нас поодиночке собирать.
Тут же берет лист чистой бумаги и пишет на нем: «Секретарю горкома партии. Наша организация - Союз писателей - умная, а руководство - глупое». Подписывает. После этого наливает себе и мне по стопке коньяку:
- Выпей со мной за День Победы и езжай на собрание.
Зная его характер, не трачу время на лишние разговоры:
- Через пять минут у подъезда Вашего дома будет стоять машина. И там же на Ваше имя будет пригласительный билет в президиум. Одевайтесь, выходите и не опаздывайте.
Мчусь обратно в театр. На этой же генеральской машине отправляю билет. А президиум во главе с Д. А. Кунаевым уже рассаживается по местам. Председательствующий объявляет собрание открытым. Проиграл гимн. И перед тем, как был приглашен на трибуну докладчик, в президиум поднимается сам Бауыржан Момышулы. Он идет с гордо поднятой головой, в военном френче, подняв в знак приветствия правую руку. Не спеша, проходит на оставленное для него место в первом ряду президиума. Зал вмиг встает и, стоя, аплодисментами приветствует легендарного героя войны. А Ильяс Омарович шепчет мне на ухо: «Я знал: ты и только ты сможешь привести его...»
Однажды он пришел ко мне на прием в горком партии. Секретарь, естественно, доложила, и я тут же велел пригласить его вне очереди, а он не заходит. Уже после того, как я принял несколько человек, он зашел. И - с порога:
- Ты почему меня публично оскорбляешь?
Недоуменно смотрю на него. А он:
- У тебя в приемной полно народу! Я, по-твоему, должен зайти без очереди? Чтобы потом говорили, что я нахал?
Проходил обмен партийных билетов. Я в это время работал в ЦК заведующим Отделом культуры. Мне позвонили из Советского райкома партии и спрашивают: как быть с Бауыржаном Момышулы? У него в учетной карточке давным-давно записано партвзыскание, а он не подает заявление о снятии. Что - ему взыскание переписывать в новую карточку?.. Я знал, что взыскание он получил в незапамятные времена, когда разошелся с первой женой. Разговор на эту тему уже заходил, и Бауыржан-ага сердито сказал:
- Я что - писал вам заявление, чтобы вы наложили на меня партвзыскание? Ведь не писал же. Вы сами сочли мой поступок наказуемым, сами записали выговор. Сами и снимайте. Я писать ничего не буду.
И не написал. Новая учетная карточка была чистой, без злополучной записи. Очень жаль, конечно, что при его жизни не состоялось официальное признание его фронтовых заслуг как Героя Советского Союза, хотя фактически он был Героем, признанным самим народом.
Тахави АХТАНОВ
Гармония души
Бывают имена, само произношение которых уже значит многое. Иногда одна лишь фамилия способна сказать больше и лучше сердцам и умам людей, чем наши стандартные и юбилейно-календарные доклады. Судьбе было угодно среди огромного множества замечательных героев Великой Отечественной войны выдвинуть на первый план колоритную фигуру именно этого человека, и никого другого, и сделать его популярным не только в нашей стране, но и за рубежом. А казахский народ стихийно превратил человека, о котором я говорю, в своего национального героя, увидев в нем и свое героическое начало, и свой ясный ум, и смелость, и восприимчивость ко всему хорошему у других народов, и другие свои лучшие национально-народные черты.
Так у моего народа родился объемный, собирательный образ Бауыржана Момышулы. Образ не только героя войны, талантливого советского командира, но также и образ самобытной, неповторимой личности. Если к этому прибавить, что Момышулы еще и хороший писатель, то получается образ как бы в трех лицах. Но при всем разнообразии своей деятельности, широте интересов Бауыржан всегда, и прежде всего, остается Бауыржаном Момышулы - фигурой особой, цельной, яркой и колоритной. Неповторимой.
Я сделал первую, еще неуверенную попытку постичь этот феномен, разобраться в Момышулы. Это сделать нелегко, в особенности, если учесть, что человек, ставший литературным героем, объектом поэтических воспеваний и устных преданий, плотно оброс легендой, как бы отделился от своей личности. О подвигах и командирском искусстве Момышулы, первоначально так замечательно описанных в документально-художественной повести А. Бека «Волоколамское шоссе», писало еще немало людей и среди них его боевые соратники - Д. Снегин (повести «На дальних подступах» и «В наступлении»), Герой Советского Союза М. Габдуллин («Мои фронтовые друзья»), А. Кривицкий («Вовеки не забуду»), А. Нуршаихов («Истина и легенда»), бывший командир 8-й гвардейской Панфиловской дивизии, известный советский военачальник, генерал-полковник И. М. Чистяков (мемуары «Служим Отчизне»). Если к этим книгам добавить сотни статей и стихов наших литераторов, то вырисовывается объемный, порою даже разноликий образ Момышулы-воина, Момышулы-военачальника. Параллельно с этим создавался другой образ Момышулы, идущий от безудержной фантазии народа, от легенды и сливающийся с первым в одной характеристике - в его отваге и мужестве, отчаянной храбрости, не ведающей страха, прямоте и честности. И этот образ Момышулы был не менее разноликим, чем первый, реальный, ибо каждый автор легенды, естественно, видит своего героя соответственно собственному идеалу.
Легенда, как известно, возвеличивая героя, в то же время и упрощает его личность. У меня тоже был свой Бауыржан Момышулы, пришедший ко мне и утвердившийся в моем сознании не по личному знакомству, а через народную молву, через те восторженные стихи, которые уже тогда успели сложить о нем наши поэты. Он напоминал мне богатырей из героических эпосов моего народа и казался натурой монолитно цельной, чуждой слабостей, если хотите - личностью несколько грубовато-прямолинейной, человеком, который рубит с плеча не только врага, но и правду-матку тоже. С таким образом Бауыржана в душе я и отправился на фронт. И вот в 1944 году на передовой, перелистывая одну из центральных газет, я наткнулся на статью. Под ней стояла подпись: «Полковник Б. Момышулы». Статья эта была о литературе - да, да, о военной литературе тех лет, создаваемой по горячим следам героических боев советских войск в благом пожелании воодушевить наших бойцов на новые подвиги. Но вот беда - иные авторы военной прозы и поэзии, не постигнув всей сложности и тонкости психологии человека на войне, не проникнув в глубину его чувств и мыслей, естественно, создавали не подлинные художественные творения, а их подобия, поэтому и не могли при всем своем желании и старании тронуть души бойцов; ясное дело, что солдаты на передовой предпочитали этой военной литературе книги классиков, к примеру, произведения Чехова. Замечу в скобках: эта глубокая мысль, высказанная Момышулы в годы войны и направленная против тогда еще бескорыстной стихийной конъюнктурщины, и сегодня очень актуальна.
Эта статья перевернула мое представление о Момышулы. Тот монолит, который я несколько лет носил в себе, раскололся в одночасье. Грубоватый, по моим представлениям, бесстрашный казахский батыр оказался тонко мыслящим интеллектуальным человеком, глубоко понимающим не только процессы, происходящие в современной ему литературе, но и глубоко знающим психологию и душу человека на войне. Кто же тогда он такой, этот Момышулы? Суровый волевой командир, батыр бесшабашной храбрости или утонченный интеллигент?
Моя первая встреча с ним состоялась уже после войны в 1950 году в доме поэта Касыма Аманжолова; встреча, позволившая лучше узнать загадочного для меня человека, то есть Момышулы, к слову сказать, и атмосфера встречи располагала к этому - долгий вечер, узкий круг расположенных друг к другу людей - эта встреча утвердила меня во мнении, что Момышулы, прежде всего, интеллигент, не показав Момышулы-героя. Нетрудно представить мое волнение, когда я прибежал в маленькую трехкомнатную квартиру Аманжолова, где и поныне проживает его семья, но уже без него, Касыма, на его приглашение: показать мне Бауыржана и посидеть с ним в узком домашнем кругу, без посторонних. Я увидел Момышулы - высокого, стройного, широкоплечего, с правильными крупными чертами лица, с некрутым, открытым, широким лбом. В нем все было крупно. Но на этом сходство Бауыржана с батыром кончалось. Уже через минуту его мощная фигура казалась изящной и элегантной, а лицо с крупными чертами, освещенное внутренним светом, - тонким и одухотворенным. Я даже не заметил, как этот человек невидимой рукой снял с меня почтительную робость поклонника, незаметно и быстро приблизил к себе, вселив в меня ощущение, будто мы давнишние знакомые, добрые друзья и единомышленники. Такова была сила обаяния этого большого человека.
В тот вечер Бауыржан покорил меня не только своим обаянием, но и широкой эрудицией. Как-то к слову он живо заговорил о поэтах начала века, об опытах так называемых декадентов, порою на память цитируя целые строфы из их стихотворений, а я в то время знал о них лишь то, что они весьма сомнительные люди и их следует только ругать. В тот вечер разговоров о войне он не заводил.
Я долго искал в облике и повадках этого человека героя, созданного в моем воображении литературной и народной молвой. Открытое, красивое лицо, несмотря на крупные черты, освещенное нежным внутренним светом, казалось тонким, готовым отразить малейшую перемену чувств. Лицо бесстрашного человека в моем представлении бывает более суровым и менее проницательным. А глаза! Эти на редкость большие черные глаза, поразившие при первой встрече Александра Бека! А ведь большие глаза у мужчин по народному определению казахов - скорее признак слабости, чем храбрости. Но глаза Бауыржана были исключением из наших правил, в них таилась гипнотическая сила воли, готовая вспыхнуть в нужный момент черным пронзительным блеском и парализовать любого - кажется, в этом был ключ к разгадке секрета его исключительного мужества и отваги. А между тем человек такой тонкой душевной организации, ранимой души не может не чувствовать страха смерти. С присущей ему безжалостной правдивостью Бауыржан неоднократно признается в своих мемуарах, что он испытывал чувство страха ничуть не меньше, чем любой смертный. Но он подавлял его огромной силой воли.
Я хотел выяснить те истоки, которые сделали его прославленным военачальником, и обратился к нему с этим вопросом. Я изложил ему свои мысли, назвав первопричиной советскую военную школу. Он оборвал меня в свойственной ему манере и резко сказал: «Не заскакивай вперед, надо начинать с самого начала и по порядку. Любое доказательство порядок любит. Ұяда не көрсең, ұшқанда соны аласың. Какое воспитание получил в гнезде, таков будет и твой полет. Так что начинай с гнезда. У казахов богатый героический эпос. Я с молоком матери впитал наши традиции, я вырос на этих традициях. У казахов самое высокое, святое слово - честь. Ведь говорят же: ради жизни жертвуют богатством, а ради чести - жизнью. Я не мог уронить свою честь, тем более честь моего народа».
Б. ДЖЕТПИСБАЕВ,
панфиловец
Приказано наступать
Восьмая гвардейская дивизия получила боевую задачу: прорвать фронт, отрезать одну из армейских группировок немецкой армии и совместно с другими частями Красной армии окружить и уничтожить оккупантов, действуя в их глубоком тылу.
В сорокаградусный мороз по глубокому снегу панфиловцы совершили двухсоткилометровый марш. Любовь к родине и ненависть к врагу помогли бойцам и командирам преодолеть все преграды этого исключительно сложного боевого похода. 1075-й стрелковый полк 2 февраля 1942 года сосредоточился юго-восточнее города Старая Русса. Задача - наступать головным полком дивизии.
Ближайшими населенными пунктами, занятыми врагами, были Ново-Свинухово, Соколово и Бородино. Перед нами стояла пехотная дивизия СС «Мертвая голова», целью которой было удержать занимаемый рубеж во что бы то ни стало.
Полк остановился в лесу, а дальше - противник. Бойцы быстро сделали шалаши из веток, поужинали всухомятку. К ночи мороз усилился, но костры разжечь было нельзя - часто появлялись самолеты противника.
- Вас вызывают на КП, - передал мне связной командира полка и скрылся. В сделанном на скорую руку шалаше собрались офицеры батальонов и штаба полка. Капитан Момышулы, заместитель командира 1075-го стрелкового полка, заметно волновался.
- Завтра в два часа ночи нам приказано наступать, - произнес он и подошел к карте. - Как видите, они соорудили три крупных узла сопротивления, - ведя карандашом по карте, говорил Момышулы, - Ново-Свинухово, Соколово и Бородино. Противник превратил эти деревни и хутора в своеобразные опорные пункты, взаимодействующие между собой в огневом и тактическом отношениях.
Ознакомив офицеров с обстановкой, Момышулы отдал распоряжения о наступлении. Комиссар полка А. Мухамедьяров сказал, что в оставшиеся до начала наступления часы надо напомнить всем воинам об их ответственности перед родиной и народом, призвать их к мужеству и стойкости.
После совещания с офицерами полка Момышулы оставил меня и командира взвода разведки лейтенанта Мендыгазина. Он приказал: в 12 часов ночи нам, разведчикам, скрытно на лыжах и в маскхалатах пробраться в тыл противника. В 4.00 мы должны ворваться в село Ново-Свинухово с тыла. В это время головной батальон капитана Гундиловича атакует село с северо-востока.
Взводу передали один станковый пулемет, установленный на лыжи, отделение ПТР. Сверили часы. На прощание Момышулы и Мухамедьяров крепко пожали нам руки и пожелали успеха.
С севера дул пронзительный холодный ветер, началась поземка, потом перешедшая в метель. Погода благоприятствовала нашей цели: скрытно пройти через линию фронта и сосредоточиться на месте, указанном командиром полка. Четыре часа утра. Ближе к селу расположился взвод по отделениям. Огонь станкового пулемета - сигнал нападения с нашей стороны на село.
- Огонь!
Первый номер станкового пулемета комсомолец Василий Минаев нажал на гашетку. Одновременно бойцы взвода открыли огонь по противнику из автоматов и винтовок.
Под прикрытием огня мы быстро поскользили на лыжах к селу. Начался уличный бой на южной окраине. С криком «Ура!» бросились вперед четвертая и пятая роты второго батальона и рота автоматчиков во главе с политруком М. Габдуллиным. Нам удалось овладеть Ново-Свинуховым. Панфиловцы прорвали оборону, открыли фронт для наших остальных соединений и тем самым создали угрозу окружения группировки фашистов.
В боевом донесении о взятии сел Ново-Свинухово и Бородино говорится: «Гарнизоны противника были полностью уничтожены. Не желая терять военный стратегический пункт, немцы трижды бросали в атаку отборные части дивизии «СС», но все атаки противника были отбиты с тяжелыми для него потерями.
Свыше 600 человек убитыми оставили на поле боя враги, 21 автомашину, 7 мотоциклов, одну радиостанцию, 2 миномета, 2 орудия, 2 пулемета, 5 машин боеприпасов и 2 машины с продуктами».
В течение двух дней полк, преследуя отступающего противника, преодолел Рдейскую низменность, занял десятки населенных пунктов. Головному батальону предстояло атаковать противника в селе Каменка и овладеть им.
Времени оставалось очень мало, а до села еще четыре километра, продвижение осложнилось тем, что противник минировал дороги и опушки леса.
Холодная туманная ночь. Дул сильный ветер, взметая снега, солдаты утопали в глубоких сугробах. На минах подрывались бойцы. Шагать было опасно. Шоссе также оказалось заминированным. Солдат, шедший рядом со мной, взлетел в воздух...
Пурга. Снег слепит глаза... Мы остановились, получился какой-то затор, как при ледоходе на большой реке... Полк остановился. На белом коне прискакал капитан Момышулы. Заметив меня в голове колонны, сурово спросил:
- В чем дело?
- Местность заминирована, три бойца подорвались, саперов пока нет, - ответил я.
- Время не ждет, - жестко бросил Момышулы. - Уже первый час ночи, до села осталось три километра, что - умереть боишься?
Момышулы повернул коня и вместе с ординарцем галопом поскакал в сторону леса. Через лес проехал на противоположную сторону опушки, остановился против нас.
Не нужно было и команды: «По моим следам - марш!» Я шел, опустив голову, за мной колонна. Мне было так стыдно... Война без жертв не бывает, но подорваться на мине? Такую смерть я считал нелепой.
Нургиса ТЛЕНДИЕВ
В поисках выхода из одиночества
- Первая наша встреча с Бауыржаном Момышулы состоялась в дни Великой Отечественной. Всем нам, подросткам тех лет, он представлялся человеком-легендой; он был героем войны и книги, которой мы тогда зачитывались, учили ее, как Коран, - «Волоколамское шоссе» А. Бека. В тот его недолгий отпуск и приезд в Алма-Ату он должен был встретиться с Джамбулом, братом моего деда. Даже та короткая встреча потрясла, оставила неизгладимый след. Потом через годы при более близком знакомстве первое впечатление подтвердилось. Это был предельно честный человек, преданно любящий родину, истинный интернационалист. Потрясла его колоссальная эрудиция...
В нашей новой песне о человеке, который ищет и не находит друзей, он весь - единое с этой природой, с мощью леса, бездонностью неба... Таким нам помнится легендарный Бауыржан...
Бауыржан не вмещается в рамки каких-то определений. Вроде бы немногозначительный эпизод - на фронте услышал от него: баранину не ем. А какой-то повар-узбек приготовил ароматный плов! Почему?
А было в его жизни такое. Подарили в детстве ягненка. Маленький Бауыржан его нежил, холил, вырос ягненок в умного и преданного друга. А тут случились в доме гости, и барашка зарезали, чтобы приготовить бесбармак. Тогда и дал Бауыржан клятву - никогда не есть баранину, и сдержал слово.
Третья наша встреча произошла в 1946-м уже после войны в доме Камаш Бекпаевой. Тогда он и придумал назвать меня «шпионом».
Мы любили друг друга, как родные братья, я любил его страшно. Я в шестнадцать лет сбежал из дома, чтобы отомстить за павших на войне братьев. В Москве попал в военное училище разведки, потом на фронт…
После войны - в музыкальное училище…
Я очень благодарен моему старшему другу за то, что он научил меня трудиться, не жалея сил. Внимательно слушал мои произведения, которые я ему наигрывал на фортепиано, на домбре. Но ни разу не сказал мне: молодец. Только: работай, привяжи камень в 16 пудов к ногам, чтобы не прыгал.
Он любил наш оркестр, называл это великим делом и опять повторял: трудись, без похвалы. Ищи новые инструменты...
Я понимаю, что так он выражал поддержку. Его надо принимать таким, каков он есть. Вернее, был. Помнится, улетел он с делегацией на Кубу. Все вернулись, а его нет. Мы же с женой должны были встретить его в Москве. Ждали полмесяца - не хотели его отпускать с Кубы. В подарок из далекой страны я получил спички - это, значит, не забыл обо мне Бауке. Он очень не любил ходить по магазинам и не понимал, почему это надо делать за границей. Ну а если в магазин попадал, торговаться, экономить не умел…
А еще он не умел проигрывать. Недаром в военной академии он вел курс стратегии и тактики.
Он не любил сентиментальничанье, если подавал при встрече руку - уже радость. А как разносторонне был образован! Как знал родной язык, фольклор, историю. Как знал историю России... Это, возможно, от неутомимой жажды знать. О Родине, ее истории. Любимый полководец - Суворов, преклонялся перед Петром I и Екатериной II (говорил: хоть и немка, а рождена для России). Признавал только истинные авторитеты.
Однажды довелось мне присутствовать на премьерном показе фильма «За нами Москва», основные герои которого - Бауыржан Момышулы и Панфилов. Сам герой, конечно, присутствовал при этом событии. После просмотра началось обсуждение.
Вдруг резкий, громкий голос Бауыржана.
- Я считаю - это г... Искажена история Отечественной войны. Весь Союз защищал Москву, главную роль играла не Панфиловская дивизия. Обо мне нечего говорить, я отсутствую.
И ушел очень недовольный. Фильм так и не стал популярным.
«Отсутствовавший» в той победе Бауыржан в звании старшего лейтенанта командовал полками в той битве под Москвой…
Герой без звания! Он был знаменит, и весь народ ждал заслуженной им награды. Только не он сам. На бестактные вопросы об этом отвечал: «Не ваше дело!»
Неожиданный человек, не преклоняющийся ни перед кем, но это не зазнайство, не деспотизм, в котором его тоже обвиняли. Очень свободный человек, и добродушный, и открытый, и честный. Счастье, что хоть и поздно, но оценен по достоинству. Он герой настоящий.
Полковником вышел в отставку: на генерала характером не вышел, независимый слишком. Но люди всегда понимали: великий человек - полководец, человек - писатель, гражданин. Героев знали не всех, Бауыржана знали все.
Дмитрий СНЕГИН
Открытый всем
Изгои, подобно гениям, не на одну колодку пошиты... Не без интриг министра обороны Маршала Советского Союза (Бауыржан величал его то «Душечкой», то «Маркиза») ординарного профессора, преподававшего стратегию и тактику в академии тыла имени В. М. Молотова, гвардии полковника Бауыржана Момышулы отчислили (отлучили) от достойной его таланта кафедры. По его, министра, повелению гвардии полковник Бауыржан Момышулы был уволен в запас - в расцвете дарования и физических сил.
Знал маршал, знал: своенравный полковник рожден для воинской службы, давно заслужил звание генерала. Ведомы были ему и отзывы таких прославленных военачальников, как И. Панфилов, И. Чистяков, К. Рокоссовский, о выдающихся полководческих способностях гвардейца-панфиловца, умевшего прозревать сложнейшие оборонительные и наступательные операции и осуществлять их смело, инициативно, нешаблонно.
Мужество. Храбрость. Расчет. Риск. Знание солдат и командиров, ему подчиненных, вера в них и отеческая забота о них... Знал об этом министр обороны и - мстил... мстил... Когда группа ветеранов-панфиловцев и здравомыслящих людей обратились через Д. Кунаева в Политбюро ЦК КПСС с ходатайством о присвоении Народному Батыру звания Героя Советского Союза, «Душечка» воскликнул: «Только через мой труп!»
Это были удары - то под дыхало, то ниже пояса. На миру - ни жалоб, ни протеста. Наедине с собой - мучительные попытки разобраться: неужели только в Гречко причина краха природой данного воинского таланта? А сам-то ты безгрешен?! На фронте, в сражениях, чувствовал себя на месте, и ему было хорошо. Неуютно он почувствовал себя, получив отставку. Но ему удалось сохранить веру в свое предназначение. С надеждой заново найти себя Момышулы приехал в Алма-Ату, не поменяв военного мундира на цивильные одежды.
Он был открыт всем. Ему были чужды замкнутость и потаенное желание кому-то подставить ножку. Зависть, говаривал он, это уродливая судьба дураков... Да, Бауыржан верил и жил надеждой: в родной республике он будет востребован, конечно же, как военный специалист.
После Победы прошелестел желанный ветерок: в союзных республиках будут учреждены министерства обороны, и он, Бауыржан Момышулы, уже в генеральском звании, станет его первым министром! Я знаю... знаю - об этом он грезил во сне и наяву. Греза не сбылась. Мечта не увяла. Возрастала роль республиканского военного комиссариата. Вот где он реализует себя с пользой для отечества в должности комиссара.
В руководящих партийных и правительственных кругах об этом глухо молчали. А если у кого-нибудь в голове возникала подобная мысль, то на уровне абсурда. «Это несерьезно; своенравный батыр принадлежит к разряду «чокнутых» и все погубит»... В сложнейших сражениях против могущественного, вооруженного до зубов сверхсовременной техникой истребления, опытного, закаленного в боях и фанатически преданного своему фюреру противника сей «чокнутый» показал себя блистательно грамотным и бесстрашным военачальником, а руководить военным комиссариатом — «несерьезно... все погубит».
Этот пинок под зад воспринял, как рецидив интриг «Душечки», докатившихся до Казахстана и азартно повлиявших на умонастроение определенных кругов... Ох, и охочи мы до подобного рода слухов, шепотков, обернутых в золотую облатку наветов. Такого попрания чести нации (его слова) Бауыржан не выдержал. Сорвался... В ту ночь мы не спали. Он высмолил полторы пачки сигарет, в липком чаду, после третьей бутылки пригубленного им портвейна № 12, заметался отборный блатной фольклор - на русском... на казахском... на английском.
Я старался как мог погасить в его непристойной тоге гнев; не вдруг удалось повернуть израненную тоску по несбыточному в русло реального бытования. Я сказал:
- Плюнь ты на должности министра и начальника военного комиссариата. От них за версту несет казенщиной. Это не в твоей натуре... теперь не в твоей натуре: уйдя в отставку, ты решительно изменился, ты обрел свободу. Вспомни: ты - профессор, ты - наставник, каких поискать.
- На днях я советовался с Омирбеком Джолдасбековым о зачислении ординарного профессора Момышулы начальником военной кафедры во вверенном ему вузе.
- И?!
- Он пожалковал, что не ему первому пришла в голову лежащая на поверхности светлая мысль.
- И?!?!
- С часу на час жди приглашения.
Мы оба ждали... устали ждать. Джолдасбеков, слывший пробойным в достижении цели, избегал встречи с Бауыржаном, а мне признался:
- Твой друг опередил время. Высоким чиновникам от науки, и не только им, это очень не нравится...
Бахытжан МОМЫШУЛЫ
Слово об отце
Его отсчет - космическое время;
За ним не каждому дано поспеть.
Держась за боевое его стремя,
Не верю я в его земную смерть.
Он родился в сочельник, перед рождеством пророка Исы, 24 декабря 1910 года на буранной земле, где по веснам цветут фиолетовые шары дикого лука-джува. Старики говорили, что ему предрекали участь мессии, желали стать сильным и богатым, кто-то даже пророчил ему долю табунщика, кто-то догадывался, что быть ему воином, но никто не думал, что выпадет ему горькое счастье стать при жизни и после смерти народным батыром, никто не мог предугадать, что будут в честь него слагаться песни и писаться книги о нем. Казахские акыны и русские генералы сказали слово любви и уважения о Бауыржане Момышулы, жители монгольского и китайского зарубежья благословляют своих детей: «Будь таким, как Танжарык, акыном! Будь таким, как Бауыржан, батыром!» Около двух десятков раз были изданы его книги и книги о нем в Польше и Чехословакии, в Венгрии и Германии, в Израиле и на Кубе, где его считают своим национальным героем. Были пьесы, картины, оперы, поэмы...
Но все это несло не столько радость, сколько тяжесть. Мало кто знает, что слава приносит страдания. И даже многие носители известности не всегда понимают огромности своей ответственности перед тремя высшими судьями - перед народом, временем и Богом, если понимать под Создателем абсолютную нравственную идею. Жить всегда на виду и быть оправданным и возвеличенным этим непреклонным ареопагом удается далеко не каждому. Отец говорил: «Если ты считаешь камни, народ считает песчинки», - имея в виду, что мимо глаз народа ничто не проскользнет, что зоркое око народа увидит даже тень солнца, что сердце его не примет никакой лжи и полуправды. Он говорил всегда: «Держи голову низко склоненной перед народом, а не перед ханом». И не только говорил, но и жил, руководствуясь императивами чести и совести.
- Твои книги нужны нам. И ты нам очень нужен, - говорю я. - Мне ты всегда был нужен, и тебя мне так часто не хватало. Когда я начинаю новую работу, то всегда, и в первую очередь, обращаюсь за помощью к тебе и начинаю писать только тогда, когда вижу в глазах твоих теплый свет.
- Спасибо тебе, сынок, за то, что сумел найти во мне не только отца, но и совесть. Это счастье для меня. Но вот что я хочу тебе сказать. Мы оба отливаем ночами пули из слов, но твои часто летят мимо цели. Мне кажется, что боец ты еще неопытный и сам порой не знаешь, куда направлено твое оружие. А я не знаю - не пишу. Мне нужен портрет и поступок, а затем долгое раздумье. Мои герои должны, прежде всего, стать живыми для меня, чтобы я смог ввести их в действие. Как в военном искусстве главное требование - это общность цели и единство замысла, ради выполнения которых приводится в движение все, так и основой художественного произведения должно быть именно единство замысла автора, герои которого - от эпизодического до главного - будут действовать ради достижения этой общей цели.
Таких уроков литературного мастерства отец преподал мне много. И это были не специальные лекции, а ночные разговоры о месте человека в жизни, о его высоком назначении. Незаметно учил он меня доброте сильной, активной. Учил меня сочувствию. Благодаря ему я перестал нести людям свои слезы, а больше стал радостью делиться. Потому что щедростью своей он поделился со мной. Говорят, что мой отец слишком суров. Но это не так. Его обижает глупость. И тогда он кричит. Ему больно видеть мелкое и низменное в человеке, которого всегда хочет видеть высоким. И он хмурится. Ему страшно, что его не поймут, и он страдает. Но я-то знаю, как он бывает нежен, как он бывает добр. Я знаю, как он умеет верно дружить и как глубоко умеет уважать.
В Москве он познакомил меня со своим великим другом, скульптором Вучетичем. Поехали к нему домой, и художник показал свою мастерскую, где стояли в ряд Степан Разин, советские маршалы, герои фронта и тыла и мой отец. Помню, это наполнило меня большой радостью и гордостью. А первым встретил нас в доме Вучетича его знаменитый Воин-освободитель со спасенной девочкой на руках. Воин, разрубивший светлым мечом паучью свастику. Тот солдат, что неизменно стоит на своем посту в берлинском Трептов-парке. А мне горло сдавило. Потом мы пили чай и слушали «Лунную сонату» в комнате Евгения Викторовича. Утром художник улетал в Рим, а я должен был проводить отца на Кубу. Они простились спокойно, без лишних слов. Только глаза их сияли какой-то удивительной любовью друг к другу. Я не мог смотреть на их расставание и отвернулся. Прошли годы. В Алма-Ате стояло солнечное утро. Я спустился за газетами, развернул одну и увидел в черной рамке славное лицо отцовского друга. Как же теперь об этом горе отцу сказать?
Он отчужденно посмотрел на меня и поднял руку, словно защищаясь. А потом вышептал полынную горечь:
- Женя, Женя! Как много солнца погибло!
